— Про раненых ничего не знаю, — вздохнул парень. — Но танки уже в центре Москвы. Наши ребята двинули к Моссовету и Белому дому. Президент не признает режим и призывает к всеобщей забастовке. Наверняка придется обороняться. У меня багажник забит канистрами с бензином.
— Зачем? — осторожно спросил Сорняков.
— Танки жечь, голуба… Ну, кто со мной?
Все двинулись к машине, один Джон остался на месте.
— Ты не с нами, Джон?
— Какой Джон? — недовольно спросил десантник. — Американец? Не нужно! Потом будут говорить, что сопротивление организовало ЦРУ.
— Я русский, — сказал Половинкин и покраснел.
— Русский-русский, хоть в раввины отдавай, — засмеялся парень. — Ладно, капитан Америка, полезай в машину! Ты кто, журналист? Останешься жив, расскажешь о нас правду всему свободному миру.
Они летели по Садовому кольцу с противоестественной скоростью. На Смоленской площади их попытался остановить гаишник, но десантник только показал ему через стекло кукиш. В центре было многолюдно. По Тверской ходили троллейбусы. Мимо памятника Пушкину буднично сновали люди. Лицо поэта казалось надменным.
На Манежной собралась толпа. Никто не кричал, но все громко переговаривались. Мелькали лозунги: «Фашизм не пройдет!», «Пуго, Язова, Крючкова под суд!». Десантник исчез, отыскав в толпе своих ребят.
— Славик, — спросил Сорняков, — какого… мы сюда приехали? Скажи, только честно, тебе не до фонаря вся эта свобода и демократия?
— Наверное, нет… — неуверенно отвечал Крекшин. — Меня когда-то из комсомола выперли, потом в институт из-за этого не принимали.
— Тогда ладно! — сказал Сорняков и неприятно заржал. — Тогда дружно ляжем под танки. И пускай гидра контрреволюции захлебнется нашей молодой кровью. И как один. Умрем. В борьбе. За это свинство.
— Не паясничай! — возмутилась Рожицына. Ее лицо стало красным и некрасивым. — Сегодня решается судьба России!
— Мне вообще-то с прибором положить на Россию, — проворчал Сорняков. — Вот вспомните мое слово, постоим тут полдня и разойдемся. А ГКЧП нормально договорится с Горбачевым.
— Танки! — закричали в толпе. — От Большого театра идет колонна танков!
Несколько сотен человек бросились к правому крылу гостиницы «Москва». Увлеченные потоком Джон и Варя оказались среди них. Сорняков и Крекшин отстали. По проспекту Маркса двигалась колонна бэтээров, оглушительно стреляя выхлопными газами.
Люди взялись за руки и встали живой цепочкой. Кто-то схватил за руку Джона, он оказался в самом центре. Сильно побледневшая Варя стояла рядом с ним. «Боже, она же беременная!» — с ужасом вспомнил Половинкин и заорал: