Но дважды Волк чувствовал, как что-то непонятное запрещает ему убивать свою жертву, и это помогало ему чувствовать домом тот мир, в котором он сейчас находился. Все дело было в месте — не в каких-то там абстрактных понятиях, — а внешне места мало чем отличались друг от друга. Одно было участком леса, где он гнался за зайцем, другое — задним двором фермерского дома, где хозяйская собака сидела на цепи перед своей конурой. Как только он ставил лапу на эти земли, его шерсть вставала дыбом и мелкая дрожь пробегала по позвоночнику. Это были священные земли, а в священных землях Волк не мог убивать. Не мог, и все. Как и все священные земли, они были выделены среди других очень-очень давно, так давно, что слово «древние» было вполне к ним применимо — это слово в большей или меньшей степени дает нам представление об огромном временном пространстве, которое чувствовал Волк на заднем дворе фермы или на маленьком участке леса, о плотной череде лет, спрессованных в единое целое в маленьком, наполненном живой энергией месте. Волк обходил эти земли стороной и направлялся куда-нибудь еще. Как и крылатые люди, которых Джек видел в Долинах, Волк жил среди таинственности и был привычен к такого рода вещам.
И он не забывал обещания, данного Джеку Сойеру.
11
В закрытом сарае все свойства характера и сознания Джека небывало обострились.
Некоторые из них он обнаружил только сейчас.
Единственным предметом мебели в сарае являлась деревянная скамейка, единственным развлечением — журналы почти десятилетней давности. Но он даже не мог по-настоящему заняться чтением. В сарае не было окон, и только когда первые лучи восходящего солнца пробивались в пространство под дверью, он с трудом мог рассмотреть картинки и фотографии. Слова же сливались в сплошные серые полосы. Джек не мог себе представить, как он сможет выдержать здесь целых три дня. Он подошел к скамейке, при этом больно ударившись об нее коленкой, сел и задумался.
Первое, что он обнаружил, — время внутри сарая течет совсем не так, как снаружи. За стенами секунды летели быстро, складываясь в минуты, которые, в свою очередь, складывались в часы. Целые дни незаметно пролетали мимо, целые недели. Здесь же секунды практически отказывались двигаться — они превращались в чудовищные секунды. В резиновые секунды. Снаружи вполне мог пролететь час, пока в сарае проползали, спотыкаясь и падая, пять секунд.
Второе — что мысли о медлительности времени только усугубляют положение. Как только он начал следить за секундами, они совершенно отказались двигаться. Тогда он решил хоть как-то отвлечься, иначе ему ни за что не пережить эти три дня. Медленно переступая и считая свои шаги, он выяснил, что сарай имеет девять футов длины и семь футов ширины. По крайней мере у него достаточно места, чтобы ночью вытянуться во всю длину.