Джек укоризненно посмотрел на него, и Ван Зандт перестал смеяться:
— Ну, чего уставился, ты, кусок дерьма? Или ждешь, когда мы расквасим твой уродливый нос?
Джек закрыл дверь и обернулся. Волк спал на своей мокрой кровати, не снимая одежды. Он снова начал обрастать бородой, но его лицо все еще оставалось таким же бледным. Кожа выглядела тонкой и хрупкой, как пергамент. Это было лицо тяжелобольного, умирающего человека.
Оставь его в покое, утомленно думал Джек. Если он так устал, что даже лег спать на это, то пусть спит.
Нет, ты не можешь позволить ему спать на мокрой кровати! Ты не можешь!
С трудом раздирая слипающиеся глаза, Джек подошел к Волку, стащил его, полусонного, с мокрого вонючего матраса и помог снять комбинезон. В эту ночь они спали, свернувшись калачиком, прямо на полу.
А в четыре утра отворилась дверь, впустив в комнату Зингера и Гека. Они схватили сонного Джека и потащили его в офис Преподобного Гарднера.
Гарднер восседал, положив ноги на край стола. Несмотря на ранний час, он был полностью одет. За его спиной висела картина — Иисус, идущий по воде, и его апостолы, с удивлением взирающие на это. Справа находилось окно, выходящее в затемненную студию, где Кейси работал над своими идиотскими затеями. К одной из подтяжек брюк Гарднера была пристегнута массивная цепочка, служившая брелоком для ключей. Сами ключи, большая тяжелая связка, лежали на его ладони. Он непрерывно играл с ними во время разговора.
— Ты ни разу не выступил с исповедью с тех пор, как попал сюда, Джек, — сказал Преподобный Гарднер с оттенком порицания в голосе. — Нехорошо. Исповедь полезна для твоей души. Без исповеди она не может быть спасена. О нет, я не имею в виду эту идолопоклонническую, извращенную исповедь католиков! Я имею в виду исповедь перед своими братьями и перед Спасителем.
— Ну, если вам все равно, тогда я уйду исповедоваться лично перед Спасителем, — спокойно ответил Джек, и, несмотря на весь свой страх и то, что был окончательно сбит с толку, он не мог не заметить, как ярость исказила черты лица Преподобного Гарднера.
— Нет! Мне не все равно! — крикнул тот, и Джек почувствовал резкую боль в области почек. Он упал на колени.
— Думай всегда, прежде чем что-нибудь сказать Преподобному Гарднеру, ты, сопляк, — сказал Зингер. — Многие из нас стоят за него горой.
— Да хранит тебя Господь за твою искренность и твою любовь, Санни Зингер!.. — торжественно произнес Гарднер и снова сосредоточил свое внимание на Джеке: — Поднимись, сын мой.
Джек попытался встать, опираясь на край светлого деревянного стола.