Воевода махнул рукой.
— Да, впрочем, каких историй про орков ни порасскажут! Можно ли всему верить? Но вот что знаю доподлинно, сам верховный хан, Саардак, Эрлан-бея боится и хотел бы прирезать, да лапы коротки; день придет — и один из них другого прикончит, помяни мое слово.
Он вдруг замолчал.
— А может, — прошептал воевода, — может… Настасья, сестра Казантула, та самая ведьма, я тебе говорил. Не зря их обоих выперли из столицы! Говорят, у нее двадцать девятый дан; ей поднять зомбей, что мне клопа задавить.
С крепостной стены спустились двое крылатых всадников. Один вел в поводу пегаса для воеводы, другой — черного ворона для меня.
— Пора вернуться в казармы, — сказал Огнард. — Там отдохнешь как следует, а потом…
— А потом тебя, воевода, вздернут, — раздался негромкий голос.
Мы обернулись.
В начале переулка стоял худой, высокий брюнет в атласном плаще. Узкие глаза ощупывали меня, и чувство было такое, словно моего лица касаются холодные паучьи лапы.
— Руфус, — процедил воевода.
Казначей неспешно подошел к нам.
Темные волосы были подстрижены коротко, на лбу — серебряный обруч с перевернутым анкхом. По пергаментной коже скользили легкие молнии — успел наложить на себя защитные заклинания.
— Что это значит, Огнард? — негромко спросил начальник городской стражи, и в этих тихих словах было больше ярости и угрозы, чем во всех криках воеводы.
Руфус протянул руку к стене.
— В укреплениях дыры. У Северных ворот твои удальцы накидали гниющих трупов. И даже не подумали сжечь. Не знаешь, что ль, как легко может начаться мор?
— Нельзя сжигать зомби, — отвечал Огнард, быстро приходя в ярость. — Их наши колдуны осмотрят, надо узнать, кто…
Яркие столбы пламени взметнулись к самому небу.
Рокот огня донесся из-за стены.
— А может, мы эти трупы еще по городу провезем? — вкрадчиво спросил Руфус. — Ну, чтобы все смогли заразиться.
Он резко махнул рукой.
— Жизнь тебя ничему не учит, я вижу. Тварь едва не проникла в канализацию. Могла заразить весь город. А ты? Потешную боевку устроил, на птичках своих катался, мага моего с поста сорвал, — для чего? Чтобы враг мог сюда проникнуть?
Руфус покачал головой.
— Ежели это не измена… а пахнет изменой, такое за версту чувствуется, то разгильдяйство и полная безалаберность. Я бы тебя повесил как человек гуманный, а стоило бы и четвертовать.
— Ты, Руфус, не забывайся.
Огнард шагнул к нему, положив ладонь на топор.
— Я на своей земле, — негромко процедил казначей. — Здесь, в городе, ты никто. Блохам своим в бороде указывай. А это…
Руфус посмотрел на меня.
— Хорс, чародей, — угрюмо проронил Огнард.