— Женя, у меня нога.
Разбираться и осматривать рану было некогда. Превозмогая боль в боку, Женька взвалил мальчика на плечи, схватил автомат и, прихрамывая, побежал по еле видневшейся тропинке в горы. Спрятавшись за валун, он слышал крики солдат, острый луч прожектора шарил по земле, валунам, дороге. В том месте, где осталась перевернутая машина, раздался взрыв, из-за кустов поднялся столб пламени. Прожектор продолжал скользить по камням, не давая подняться. Женька дернул к себе автомат, прицелился в слепящий круг, выдохнул:
— Господи, благослови!
Автомат в его руках дернулся нервной, злой дрожью. Со второй или третьей очереди прожектор погас, навалилась темнота. Женька неслышной тенью метнулся в сторону. Залег за валуном, дождался, когда ответные очереди стали кромсать камень, за которым лежал раненый мальчик. Не жалея патронов, выпустил остатки магазина по вспышкам впереди себя. Прижавшись спиной к валуну, быстро сменил магазин, прислушался. В звенящей тишине слышался топот сапог и лязг металла. Кто-то громко матерился, командовал:
— Иванцов, вызывай Гвоздику!
Женька кинулся обратно к камню, где оставил мальчишку, шепнул ему:
— Терпи!
Взвалил его на спину и, пригнувшись, бросился выше, в горы. Гремели автоматные очереди, и звенел тонкий мальчишеский голос:
— Гвоздика, Гвоздика, я Седьмой. Напали духи, до пяти человек, у нас один трехсотый. Гвоздика, Гвоздика, я Седьмой.
Потом Женька и сам долго удивлялся, как в кромешной темноте, прыгая с камня на камень, он умудрился не сломать себе шею. Наверное, проснулись гены предков-таежников, добывающих в тайге зверя, живущих охотой. А может быть, опасность обострила все чувства, заставила превратиться в дикое животное, спасение которого зависит только лишь от быстроты и ловкости ног, остроты зрения и слуха. А может быть, Божья Матерь, чей лик он видел в раннем детстве, распростерла над ним свою ладонь, оберегая от смерти. Только через час он решил сделать короткий привал. Алик уже не стонал и не плакал, он был без сознания. Женька осторожно положил его на землю, осторожно снял окровавленные брюки. Пуля прошила левую ногу. Рана кровоточила… Женька с тоской вспомнил об оставленных в машине медикаментах. Он снял с себя футболку, порадовался про себя, что она из хлопка. Разорвал ее на ленты, помочился на оставшийся кусок тряпки. Потом вытащил из автоматного рожка патрон, зубами раскачал и вытащил пулю. Высыпал порох на края раны, перекрестился и поднес зажженную спичку. Тут же мокрой тяпкой прихлопнул вспыхнувший порох. Мальчик закричал от боли. Женька ладонью закрыл ему рот, чувствуя, как острые зубы вцепились ему в пальцы. Торопясь и оглядываясь по сторонам, он перевязал рану и, взвалив мальчика на плечи, бросился в темноту. Он падал и поднимался, колючки раздирали его тело. С каждым шагом ноша становилась все тяжелее и тяжелее. Поняв, что не донесет мальчика, бросил автомат. Несколько раз Женька прикладывал ухо к его груди, прислушиваясь к тому, бьется ли сердце.