— В Нью-Йорке! — вырывается у папы. — А как же Браун?
— Пап, ты не понял. Видишь? Здесь написано: курсы писательского мастерства, с двадцать второго июня по девятнадцатое августа. А в Брауне занятия начинаются после Дня труда. Так что времени еще много останется…
— Ну, не знаю, Кэрри.
— Но, пап…
— Я думал, писательство — твое хобби.
Я в ужасе смотрю на него.
— Нет, пап. Это то, чем мне очень хочется заниматься.
Не могу найти подходящих слов, чтобы выразить, насколько сильно мне хочется этим заниматься. Да и пугать папу не хочется.
— Мы подумаем на эту тему, ладно?
— Нет! — кричу я.
Папа будет думать об этом, потом опять думать, еще думать, а когда надумает, будет уже поздно. Я сую ему письмо под самый нос.
— Мне нужно дать ответ прямо сейчас. Или…
— Ну, не знаю, — говорит он. — Нью-Йорк летом? Это может быть опасно.
— Миллионы людей живут в этом городе. И с ними все в порядке.
— Хм… — отзывается папа, размышляя. — А Джорджу известно об этом?
— О том, что меня пригласили? Нет еще. Но именно он побудил меня отослать им копии моих статей. Джордж полностью за.
— Ну…
— Пап, пожалуйста.
— Если Джордж там будет…
Да почему Джордж должен иметь к этому отношение? Кому интересен Джордж? Тут речь идет о моей жизни, а не о его.
— Он будет в городе все лето. У него стажировка в «Нью-Йорк Таймс».
— О, действительно? — Похоже, мои слова произвели впечатление на отца.
— Так что поездку летом в Нью-Йорк можно рассматривать как отличную прелюдию к Брауну.
— Туда ехать далеко…
— Два часа.
— Да это другой мир. Мне уже неприятно думать о том, что я тебя теряю.
— Пап, да мы все равно расстанемся, рано или поздно. Почему бы не сделать это рано, а не поздно? В таком случае у тебя хотя бы будет время привыкнуть к этому.
Папа смеется. Да, я с ним договорилась.
— Полагаю, два месяца в Нью-Йорке не принесут вреда, — размышляет он вслух, стараясь уговорить самого себя. — В Брауне первый год самый трудный. И предыдущий год у тебя был нелегким.
Папа трет нос, оттягивая время перед неизбежным решением.
— Вы, дочки, так много для меня значите.
Потом, словно по сценарию, он начинает плакать.
— Ты меня поражаешь, — говорит Донна ЛаДонна несколько дней спустя. — Ты круче, чем я думала.
— Угу, — отвечаю я, глядя в видоискатель. — Поверни голову вправо. И постарайся не выглядеть такой счастливой. Подразумевается, что ты устала от жизни.
— Я не хочу выглядеть уродливой.
Я вздыхаю и отстраняюсь от видоискателя.
— Просто постарайся не выглядеть безумной девицей из группы поддержки, ладно?
— Ну, хорошо, — соглашается Донна неохотно.
Она подтягивает колено к подбородку и глядит на меня из-под ресниц, обильно покрытых тушью.