Неожиданно в одной из клеток началась возня. Послышались крики, нецензурная брань, удары.
– Убивают! – раздавался из отсека пьяный вопль.
– Заткнись, крыса, – вторил ему могучий бас.
– АААА!
Проходящий мимо сержант привычным жестом достал из чехла газовый баллончик и отработанным движением, отвернув лицо и прикрыв ладошкой глаза, выпустил в камеру добрую половину его содержимого.
Теперь уже завопила вся камера, а еще через несколько секунд к ней присоединились все соседи. Сержант не стал дожидаться результата, для него, похоже, проведение этой экзекуции было делом обычным и вполне обыденным. Ударив резиновой дубинкой по чьим-то рукам, сжимающим толстые прутья ограды, он вышел из зоны поражения своего же оружия и скрылся в аквариуме дежурной части.
В глазах сильно защипало и Фугер с детективом выбежали на улицу.
– Это… Это… – не мог надышаться свежим утренним воздухом магистр. – Это так всегда?
– Нет, – спокойно ответил Иван Петрович. – Сегодня еще спокойно. Четверг потому что. Все работают. Вот завтра реально весело будет.
– Завтра?
– НУ, точнее, уже сегодня вечером. Пятница.
– Пятница? – повторил негромко, почти про себя, Фугер. Знакомое слово из университетского учебника приобретало для него новый, зловещий смысл.
– Пятница, – согласился детектив. – Пятница – это жопа.
Все-таки, насколько русский язык богат разнообразными оттенками, подумал Фугер. Обычное слово со странички банального календаря в устах бывшего милиционера приобретало настолько глубокое и угрожающее звучание, насколько веселым и многообещающим, должно быть, звучит оно для какого-нибудь беззаботного студента или вездесущего московского «менеджера».
С этими новыми познаниями они поехали в следующее отделение. Там им предъявили для опознания двух тощих и избитых китайцев, лопочущих что-то на своем пискло-тявкающем языке. Минга среди них не было.
И вот сейчас они подъезжали уже к третьему по счёту отделению. Вывернув из сонма переулков, они проползли по стоящей уже в это время Тверской, свернули на Охотный Ряд и оттуда на узкую, одностороннюю Маросейку.
– Мне дежурный сказал, рейд на том участке планировался. Наркоманы, дилеры, нелегалы.
Когда они подъехали к отделению, из его дверей в серый автобус с заваренными железными листами окнами тянулся нестройный ручеек из забитых, сутулых и оборванных людей. За этой картиной, покуривая, наблюдал стопятидесятикиллограмовый усатый милиционер.
– Здорово, дружище, – подошел к нему Иван Петрович.
– Ну и тебе – не болеть, – буркнул мент, не отрывая взгляда от людского ручейка.