Не менее сильный удар нанесли русскому языку революционные потрясения. От одного слова «шкраб» Корней Чуковский падал в обморок.
Затем 30—50-е. Полстраны пересидело в лагерях. Блатной язык вошел в речь первых секретарей.
Перестройка перевернула привычную языковую инертную массу (ее, кстати, и в лучшие времена пытались переворачивать — тот же Аксенов).
Понятно, писатель (тем более — фантаст) работает не с заборными словами, но они тоже должны его интересовать. Единственное правило: сообразуйся со вкусом. Я сам с наслаждением окунаюсь в современный сленг, в его нелепые производные, неважно, исходят они от бомжа или от премьер-министра. Работать с живым языком — одно удовольствие. И уж точно: лучше сорваться, но с блеском, чем в тысячный раз занудливыми суконными штампами рассказывать про какого-то барда с отдаленной Галактики. Ну, отпоет он свое, постучит (чуть не написал — посучит) мечами, и все такое прочее. Но никогда ему не придет в голову спросить про убежавших врагов: «А где там эти лоси?»
Я за то, чтобы писатель вырабатывал вкус. Вкус — это единственное,
что может противостоять грязевым вулканам словесного мусора. Надо писать так, чтобы твоих читателей вырвало на концерте Кати Лель от ее «пуси-муси». И саму Катю, конечно, чтобы вырвало.
И — никакой борьбы.
Борьба с живым языком бессмысленна.
Евгений ПРОШКИН:
Бытовая речь всегда была неопрятной, это ее природное свойство, но сейчас происходит засорение языка литературного. Причина проста: литература перестала быть делом кастовым и превратилась в дело народное. «Один приличный роман может написать любой образованный человек», — говорили раньше, разумея под образованностью не диплом вуза, но — Школу. Школа же как эстетическая преемственность исчезла. И чему учиться? И зачем учиться, если в нынешних условиях «ЛЮБОЙ человек может написать ЛЮБОЕ количество романов». О десакрализации творчества сказано уже много, отметим лишь первый результат: стены храма покрыты граффити, а пол усыпан фантиками.
Катастрофа? Нет. Язык всегда подпитывался неологизмами и заимствованиями (а кто предложит другой источник?), и это всегда выглядело как потрясение основ. Но разве не так же выглядит сама Эволюция? Разве старое вытесняется новым безболезненно? Как мог бы характеризовать этот процесс лучший в мире диплодок, подозревающий, что его потомки будут мельче?
Язык трансформируется в соответствии с неявными, но жесткими законами, сходными с законами развития живой природы: масса микромутаций и непрерывный отбор. Большая часть будет выброшена как шлак, но что-то и приживется — независимо от нашего желания. Вам дорог язык Пушкина? Конечно, дорог, ну как же! А вы пробовали на нем разговаривать — лично ВЫ — с соседом, с продавщицей, с милиционером? Меняется жизнь — меняется язык. Не в лучшую сторону? Что ж поделать… «Каждый народ достоин своего правителя». Я бы еще добавил: «своего языка и своей литературы».