След (и даже иллюзорный) моей провожатой пропал. Мне стало грустно и одиноко. Человек привыкает к живому существу. Привязанность. Это позже приходит в гости надоедание. Как в метро: постоянные толпы народу воспринимаются, как кадры старой кинохроники (довольно ощутимой, когда локтём в живот), но вначале даже эскалатор ластится, путаясь в ногах. А моя провожатая мне не надоела.
Вообще, мелькнула мысль, глагол "надоел" не очень хорош по отношению к homo sapiensу. Ежедневное (и еженощное) общение не должно приводить к надоеданию. Процесс передачи тепла человека человеку настолько целителен, что может (и должен!) компенсировать недостатки, такие, как раздражительность, нервозность, вспыльчивость, кажущуюся повторяемость и автоматичность, повышенную ранимость и чувствительность. Только манекены, постоянно улыбающиеся прохожим и друг другу из витрин, не способные оценить теплоту человеческого взгляда (и потому мёрзнущие в своих шмотках) могут вызывать ассоциации с таким словом, как "надоели".
Вот те и алкоголик - философ...
Одиноко и даже страшно. Ниточка общения, связи с человеком, пусть и дюлей, казалось, оборвалась. Я ощутил внезапный испуг ребёнка с перерезанной пуповиной (в том случае, если бы он это почувствовал) на пороге неизведанного и устрашающе-огромного мира. Стены стали хищно прогибаться, словно тиски или пасть хищного животного, потолок оседать, вбивая голову в плечи, ноги терять крепость и устойчивость... Эта резкая смена настроения накатила внезапно и мощно, будто цунами, я начал задыхаться, сердце испуганным зайцем затрепыхалось в груди...
- Рик! - донёсся приглушённый крик.
Моя ж ты дорогая! Доберусь, зацелую... может быть. Переживает, небось, как бы я от неё не слинял. Не дождёшься!
Облегчённо вздохнул, распрямляя плечи, и даже ноющее колено примолкло, озадаченно прислушиваясь к увеличившемуся ритму движений. Стены выпрямились, как по команде, смирно и преданно сопровождая взглядом.
Я открыл следующую дверь и... замер, очарованный и околдованный. Моя милая проводница стояла на четвереньках в первоначальном положении избушки на курьих ножках, и просить её развернуться было чистейшим кощунством. Она лазила по полу, собирая в коробку странные то ли мячики, то ли шарики, похожие на теннисные, в изобилии разбросанные по комнате. Способ передвижения в данном положении напоминал иноходь: левый локоть, правое колено вперёд, правый локоть, левое колено догоняют, при этом то место, куда съезжаешь (без седла, естественно) при резком скачке вперёд, находится гораздо выше, чем голова, поэтому приходится отклоняться назад, чтобы удержать равновесие...