- Вот мы и встретились, слизняк, - медвежьи объятья обвили, сдавили сзади, будто тюбик (ещё чуть-чуть и пойдёт паста не со стороны колпачка). Тяжёлый пищевой перегар защекотал моё нежное ухо, а громкое чавканье бросило в холодный пот - толстые горячие губы в опасной близости от слуховых рецепторов. - Сейчас вырву твой язык вместе с головой и оставлю в качестве трофея в назидание другим сорокам-юмористкам, - это был Румяный - скосив глаза, я рассмотрел лошадиный бампер. - Чего это мы так покраснели? - злорадно прошипел, продолжая сдавливать, - дерьмо поднимается?
Я почувствовал, что вот-вот начнут трещать косточки - дури-то много, подкову разогнуть - раз плюнуть. А мне до подковы, как черепахе в центр. Пешком.
- Да нет, стыдно мне за своё поведение.
- Вот-вот, а там и до извинений недалеко. Сейчас завяжу узлом и подарю Дролу. Любой шут гороховый становится обыкновенным дохляком, получив по башке...
- Оно-то так, конечно, - кривясь, еле выдохнул я, - да ты ж сам не даёшь стукнуть тебя...
Он заорал, совершенно оглушив и окончательно расстроив моё сознание - рёв прошёл, как анестезия в последующей оплеухе. Очнулся через секунду, уже безнадёжно повиснув в лапах чёрных коммандос, напротив Румяного. Расплывающаяся в ухмылке рожа инквизитора качалась из стороны в сторону и теряла резкость - глаза с трудом фиксировали окружающее, пока не укрепились на багрового цвета мясистом подвижном куске. Две алые горизонтальные полосы зашевелились, и сквозь вату просочился звук.
- Чё ты вылупился, чё сверлишь?
- Душно мне...Сквозняку хочу...
Очередная оплеуха вознесла очи вверх. Всплакнули сопли, расставаясь с домом. Кровушка пошла их проводить. Полон рот соли... Вот, гады. Хорошо бьют. Нравится...
В следующее мгновение что-то изменилось. Я шлёпнулся на пол. И, несмотря на полное моё сходство к этому моменту с тряпкой, звук получился неприятный, а эхо ещё долго бродило по внутренним трубопроводам.
С неистовым хаканьем и гиканьем, будто ниоткуда в кругу чёрных соперников материализовалась Розетта. И закружилась, закружилась юлой, отвешивая пощёчины и подзатыльники, выкручивая носы, хрустя пальцами и проверяя на прочность гордо носимые ниже пояса генофонды. Один из державших меня бойцов, жалобно поскуливая, согнулся пополам, шаря между ног руками в тщетной попытке найти ту кнопку, которая выключает боль. Второй, захлёбываясь юшкой, шедшей из носа, в конце концов, перекрыл течь, заблокировав ноздри фалангами пальцев левой руки. А правую же, держа под странным наклоном и рассматривая с таким недоумением, словно количество пальцев выросло как минимум вдвое.