Потом мне кто-нибудь скажет, что мы сами придумываем себе мужчин. Что вот это чудо во плоти ростом под метр девяносто — плод моего разгулявшегося воображения. Что ласковые глаза и нежные руки мне приснились в девичьих грезах, а на самом-то деле все мужики одинаковы, и в моем тоже нет ничего выдающегося, что очень скоро иллюзорная пелена влюбленности спадет с моих одуревших глаз и я узрею неприглядную изнанку мужской притягательности.
Да гори оно синим пламенем! Не желаю любить с оглядкой, выстраивая, как модно сейчас говорить, отношения, словно железобетонную конструкцию, возводимую на века. Хочу получить все сейчас, сполна, пока чувства свежи, играет кровь, пока переполняет нежность, и я уже не я, а нечто воздушное, обольстительное, желанное, объект восхищения и неудержимой страсти. Кто знал любовь, меня поймет.
Мы проводим чудесный вечер у нас дома, и к девяти часам вываливаемся шумной ватагой из подъезда, прихватив брата Димку — он смотрит на наших гостей с юношеским восторгом, теперь от него не отделаешься, придется вместе домой возвращаться.
В Питере все дороги ведут к Неве, мы проходим через Александровский сад, мимо античных фигур и памятников великим соотечественникам, но останавливаемся, естественно, у пивного ларька. По моим наблюдениям, мужчины не в состоянии спокойно обойти эти рассадники привыкания к алкоголю.
— Вы с мамой нас перекормили, Катюха, — оправдывается Игорь. — Жажда мучит, холодное пивко сейчас в самый раз.
— Мечтатель! Пиво теплое: народу гуляет много и всем хочется утолить жажду, наверняка на всех холодного не хватает.
Стоящий у окошка покупатель оборачивается на мой голос, и я вижу перед собой ухмыляющуюся физиономию Даньки, в руке у него банка будвайзера.
— Ты как всегда права, Катенька, берите вот это, оно прохладнее — не так разбирают, — слащаво гнусавит он, и я понимаю, что меня ждет какая-нибудь гадость с его стороны. Он мастер делать гадости, сотрудники его побаиваются, но шеф ценит за язвительный тон статей. Даниил умудряется писать на грани скандала, двусмысленно, с компроментирующим подтекстом, но так искусно жонглирует словами, что может опровергнуть любое обвинение в клевете. — Привет, Димон! Давно не виделись. Гуляете?
Он сверлит глазами Женю, которого я держу под руку, а я сжимаюсь внутренне: Игорь, как назло, копается у прилавка, времени у Даньки достаточно, чтобы измыслить какой-нибудь подлый выпад. И он его делает, возможно, всего лишь с целью завязать разговор для дальнейших провокаций, но самое начало оказывается бьющим наповал.