— Мой повелитель, я считаю — да. Стрела извлечена, рана заживет, если будет на то воля Перуна, а я буду действовать осторожно, чтобы избежать вредных выделений. — Он помедлил. — И у тебя имеется… собственная защита от яда, который проник в нее.
— Я хочу поговорить с тобой об этом. Рустем с трудом сглотнул:
— Мой повелитель?
— Ты определил присутствие яда фиджаны по запаху? Несмотря на аромат от твоих душистых трав в очаге?
Рустем боялся этого вопроса. Он умел искусно уходить от ответа — большинство лекарей это умели, — но ведь это его правитель, смертный родственник солнца и лун.
— Я встречался с ним раньше, — ответил он. — Я учился в Афганистане, господин мой, там растет это растение.
— Я знаю, где оно растет, — сказал Царь Царей. — Что еще ты можешь мне сказать, лекарь?
По-видимому, уйти от ответа невозможно. Рустем сделал глубокий вдох.
— Я также почувствовал его запах в другом месте в этой комнате, великий правитель. До того, как я бросил благовоние в огонь.
Воцарилось молчание.
— Я так и предполагал. — Ширван Великий холодно смотрел на него. — Где? — Всего одно слово, тяжелое, как кузнечный молот.
Рустем опять сглотнул. Ощутил какой-то горький привкус — осознание собственной смертности. Но разве у него оставался выбор? Он ответил:
— На руках принца, великий царь. Когда он приказывал мне спасти твою жизнь под страхом потерять свою собственную.
Ширван Бассанийский на мгновение прикрыл глаза. Когда он их открыл, Рустем снова увидел в их глубине черную ярость, несмотря на наркотик, который он ему дал.
— Это… горе для меня, — очень мягко произнес Царь Царей. Однако то, что слышал Рустем в его голосе, не было похоже на горе. Он вдруг задал себе вопрос, не обнаружил ли сам царь каабу на наконечнике и древке стрелы. Ширван принимал этот яд в течение двадцати пяти лет. Если он знал о яде, то сегодня позволил трем лекарям дотрагиваться до него, не предупредив их, и собирался позволить Рустему сделать то же самое. Проверка на компетентность? Находясь на грани смерти? Каким человеком надо быть… Рустем содрогнулся, не смог сдержаться.
— Кажется, кто-то еще, кроме меня, защищал себя от возможности быть отравленным, вырабатывая сопротивляемость к яду, — сказал Великий Ширван. — Умно. Должен сказать, это умно. — Он надолго замолчал, потом прибавил: — Мюраш. Из него действительно получился бы хороший правитель.
Он отвернулся и посмотрел в окно. В темноте ничего не было видно. Они слышали вой ветра, дующего из пустыни.
— По-видимому, — сказал царь, — я приказал убить не того сына и не ту мать. — Снова короткое молчание. — Это горе для меня, — снова повторил он.