– Я просил вас спуститься вниз, мисс Стивенс, так как решил, что вы слишком молоды и неопытны для того, чтобы учить мою дочь, которой я хочу дать полноценное образование.
– Я знала, что вы так подумаете, – пролепетала Тила.
– Вы знали, о чем я собираюсь говорить с вами? – усмехнулся мистер Викхэм.
– Да, – спокойно ответила Тила.
– И откуда же?
– Потому что я заметила, как вы удивились, впервые увидев меня, и потому что, мне кажется, я знаю, как вы привыкли думать.
– И как же вы можете знать это? – поднял он брови.
Тила ответила не сразу, и он язвительно переспросил:
– Ну так как же, отвечайте!
– Ну хорошо, – собралась с духом Тила. – Вы деловой человек, и вы невообразимо богаты уже в таком молодом возрасте. Из-за этого, а также из-за положения, которое вы занимаете в мире бизнеса, у вас не остается выбора – вам поневоле приходится быть довольно жестким и суровым, а значит, и думать так же.
Она какую-то секунду колебалась, сжигать ли мосты до конца, а потом решительно на все махнула рукой.
– Но я не думаю, – продолжала она, – что именно этого вы хотите для своей дочери, которая, во-первых, всего лишь ребенок, а во-вторых, девочка.
Клинт Викхэм внимательно смотрел на нее, но не проронил ни слова.
Не услышав ничего в ответ, Тила сказала:
– Факты и цифры, может быть, важны для мальчика, но они никак не сделают Мэри-Ли более очаровательной и привлекательной.
Девушка вновь посмотрела на американца, но тот молчал.
– То, что она чувствует и к чему стремится, имеет гораздо большее значение, чем осведомленность в том, что она сможет купить, имея миллион фунтов.
А в заключение речи она произнесла уже мягко:
– Никакие деньги мира не способны купить женскую нежность и тепло, и никакие академические знания не смогут изменить ее сердце.
Тила остановилась и перевела дыхание. Она вовсе не была уверена в эффективности своего монолога и не понимала, зачем она это делает. Слова как будто сами собой срывались с ее губ. И все сказанное ею было правдой, потому что исходило из глубины сердца.
Замолчав, Тила подумала, что все испортила, что ей следовало бы лучше стоять тихо и слушать указания мистера Викхэма, дабы он удостоверился в ее педагогических способностях. Но нет, она должна была сказать то, во что верила сама. И если он уволит ее за это, значит, так тому и быть. Наконец, взглянув на мистера Викхэма, Тила заметила на его лице совершенно очевидное изумление.
Неожиданно он подошел к ней и произнес каким-то необычным тоном:
– Разве в вашем возрасте, с вашей внешностью можно произносить столь глубокомысленные слова?