Медленно, с усилием, она раскрыла глаза и посмотрела на него в упор, словно не узнавая.
— Альбертина! — крикнул он в третий раз.
Только теперь она очнулась…
Сопротивление, страх и даже негодование блеснули в ее глазах. В бессмысленном отчаянии она вскинула руки, и рот ее оставался открытым.
— Что с тобой? — спросил Фридолин, затаив дыхание, и, так как она на него глядела с тем же стеклянным выражением ужаса, успокоительно прибавил:
— Это я, Альбертина…
Она шумно вздохнула, болезненно улыбнулась, уронила руки на одеяло и спросила как бы издалека:
— Уже утро?
— Скоро, — ответил Фридолин. — Уже пятый час. Я только что вернулся домой.
Она молчала.
— Советник скончался, — продолжал он. — Я застал его уже в агонии и, разумеется, не мог оставить сразу домашних.
Альбертина кивнула, но, казалось, не поняла или недослышала; она смотрела на мужа невидящим взглядом, и вдруг у него мелькнула нелепая догадка, что ей известно, где и как он провел эту ночь.
Он наклонился над ней и коснулся ее лба. Она слегка содрогнулась.
— Что с тобой? — спросил он вторично.
Она только медленно покачала головой. Он погладил ее волосы:
— Что с тобой, Альбертина?
— Я видела сон, — сказала она глухо.
— Что же ты видела? — кротко спросил он.
— Ах, многое… Я уже не помню!
— Все-таки вспомни!
— Трудно… Это было так сумбурно, и я устала… И ты, наверное, тоже устал?
— Ничуть, Альбертина, вряд ли я уже засну. Ты ведь знаешь… эти поздние возвращения… Лучше всего не ложиться вовсе и сразу засесть за работу…
— Неужели ты не расскажешь мне сна, Альбертина? — опять взмолился Фридолин.
Она немного принужденно улыбнулась:
— Все-таки ты бы прилег немного!
Он мгновение поколебался, затем послушался и прилег рядом с ней. Однако он не смел ее коснуться.
«Между нами — меч», — вспомнилось ему полушутливое замечание, слетевшее с его уст в похожих обстоятельствах.
Они лежали молча, рядом, с открытыми глазами, пронизанные двойственным ощущением близости и холода.
Наконец он поднялся на локте и, подперев голову рукой, окинул ее взыскательным взглядом, словно ему нужно было увидеть большее, нежели просто ее черты…
— Твой сон? — повторил он еще раз.
Она встрепенулась, как будто ждала этого напоминания, и протянула ему руку. Он взял ее в свою и с привычным равнодушием, скорей рассеянно, чем нежно, как бы играя, сжал ее длинные пальцы. Она начала:
— Ты помнишь комнату на маленькой даче в Вертерзее, где я перед помолвкой провела лето с родителями?
Он кивнул.
— Сон начался с того, что я вошла в эту комнату, сама не зная откуда, как актриса выходит на сцену. Я только твердо сознавала, что родители куда-то уехали и оставили меня совсем одну. Это было странно, так как назавтра была назначена свадьба. А подвенечного платья не было нигде.