— Забрать бы тебя, — тихо сказал он магнитофону и тут же почувствовал в комнате тонкий сигаретный запах.
Дядя Володя стоял в дверях и молча наблюдал за ним.
— Я это… Музыку послушать… — смутился Раздолбай.
— Как тебе лучше работается, с музыкой или без музыки? — спросил отчим. — Под музыку лучше рисовать было бы?
— Веселее, конечно…
— Забирай, но чтобы через две недели принес картину.
— Какую?
— Маслом. Считай, что я тебе заказал ее за магнитофон.
Если бы Раздолбай не стеснялся проявлять по отношению к дяде Володе чувства, то он бросился бы ему на шею и поцеловал. И дело было не в том, что ему дарили дорогую вещь, которой он и так единолично пользовался. Переехав на «ту квартиру», магнитофон превратил бы ее в настоящий дом и оборвал последнюю связь с домом прежним — отчим отпускал его.
«Я ему такую картину нарисую, что у него трубка выпадет!» — восторженно думал Раздолбай.
Первый раз в жизни он рисовал с азартом. Любимым автором отчима был Достоевский, и написать портрет Федора Михайловича Раздолбай придумал сразу. Два дня он провел около памятника классику, набрасывая эскизы и стараясь, чтобы его портрет не походил на каноническое изображение писателя из учебника. Карандашный рисунок получился оригинальным и даже мастеровитым, а вот с маслом не задалось. Не зря козлобородый профессор Епишин в сердцах говорил, что техника Раздолбая годится только для росписи разделочных досок. Заботясь о сходстве, он не справился со светотенями, и портрет получился таким мрачным, словно Достоевский сидел в погребе. К счастью, Раздолбай болтал с Марягой о музыке не на каждом уроке литературы и помнил, что за какие-то выступления писатель сидел в Петропавловской крепости. Он нарисовал в верхнем углу холста зарешеченное окошко и добавил к портрету несколько световых бликов. В последний момент рука с кистью дрогнула, и мазок лег не так, как ему хотелось. Схватив мастихин,[61] он хотел убрать краску, но вдруг увидел, что от его ошибки портрет неожиданно ожил, и застывшее лицо приобрело выражение возвышенного страдания.
— Ух ты, это я сделал?! — изумился он.
Впервые в жизни рисование подарило ему счастье созидания ценности. Вдруг в его руках родился из небытия предмет, вызывающий к себе такое же почтительное отношение, как внушала, к примеру, музыка, выходившая из-под смычка Миши. Каждый, кто слышал, как он играет, сразу понимал, что место этого исполнителя в хорошем зале, а не со шляпой на улице. В волшебном прыжке Раздолбай дотянулся до уровня, который восхитил его самого, и теперь неотрывно смотрел на свою работу, не в силах поверить, что родившуюся ценность сотворил он сам.