Марии слегка жутковато — нет, она не боится, а скорее волнуется: хоть бы удалось! Но она полагается на Рудольфа, рука у него надежная, он опытный охотник. Закрыв глаза, она ждет. В руке сжимает, нервно теребя, маленький носовой платочек, отделанный кружевами.
Доктору Видерхоферу потом насилу удастся вытащить его из застывших пальцев.
"Нам очень любопытно взглянуть на загробный мир", — гласит постскриптум одного из вариантов (ведь их тоже несколько) прощального письма. Бедняжку Мери ожидает страшный сюрприз: она и в самом деле отправится на тот свет.
Рудольф настроен не так весело. Он-то на своем веку повидал смерть. Во время охоты он (якобы) имел обыкновение подолгу смотреть в глаза умирающим животным. "Мне бы хотелось хоть раз уловить последний вздох". Стоп! Не стоит углубляться по этому следу, иначе мы заблудимся в дебрях психопатологии и нам придется заново переписывать не только облик Рудольфа, но и всю историю.
Итак, Рудольф если не мрачен, то уж и веселым его трудно себе представить. Он пишет свои прощальные письма очень трезво, можно сказать, по всем правилам. Но здесь или еще в Бурге? Неизвестно.
"Милая Стефания!
Ты избавишься от моего присутствия. Будь добра к нашему несчастному ребенку, ведь это единственное, что останется от меня. Передай мой прощальный привет всем знакомым, а в особенности Бомбелю, Шпиндлеру, Ново, Гизелле, Леопольду и другим. Я спокойно иду навстречу смерти, ибо лишь так могу сохранить свое имя.
Твой любящий муж Рудольф"
Это письмо — наверняка подлинное, Стефания даже опубликовала его факсимиле. Обычное прощальное письмо. Странно лишь, что нет в нем ни слова о мотивах — только загадочный намек. Никаких упоминаний о неудавшейся любви, о несбыточных надеждах, о разверзшихся небесах. Всего лишь короткий намек. (Который мог бы относиться, скажем, и к карточному долгу.) Автор письма словно бы думал, что этого вполне достаточно и нет нужды в объяснениях: та (те), кому письмо адресовано, и так все поймут. Им будет ясно, почему он совершил самоубийство.
Этот же мотив повторяется и в других письмах: он должен умереть, так тому и быть, он не может поступить иначе, поскольку того требует честь. Какая честь? Офицерская? "Я больше не имею права жить", — якобы пишет он Елизавете. Это письмо тоже до сих пор не найдено, как и остальные, сколько ни искали их в архивах и даже в заветной кованой шкатулке королевы в швейцарском банковском сейфе. Из них просочились лишь отдельные загадочные, многозначительные слова и обрывки фраз, и по сей день передаваемые из уст в уста. Но насколько они достоверны? Своей сестре Марии Валерии он вроде бы советовал покинуть страну, ибо