Пока Лошек — нервы у него покрепче, да и с дисциплиной получше — приводит в чувство князя (скорее всего в бильярдной комнате), к неохраняемым покойникам сбегаются любопытные, и спальня постепенно заполняется майерлингской дворней. С удивлением взирают они на два трупа: зрелище, должно быть, непонятное, непостижимое, а главное, бессмысленное. Какая-то непристойная сцена. Конечно, не в том порнографическом плане, как ее потом изображали на миниатюрных кинетических картинках; изображение, увеличенное с помощью освещенной линзы, оживало при нажатии кнопки, и в задних каморках питейных и увеселительных заведений венского Леопольдштадта можно было наслаждаться "Упоительно-сладостной совместной смертью Рудольфа и Марии".
Содрогаясь, в ужасе созерцают столпившиеся слуги картину, которая посредством ясной и простой символики мистерий означает — что же иное? — несчастную любовь. Вот только бы не это море застывшей крови. Сначала они наверняка пялят глаза с порога, затем, расхрабрившись, пробираются внутрь, а под конец уже выстраиваются у постели, разглядывая усопших. На подошвах обуви они разносят кровь по всему дому.
Там же находился и Шульдес, придворный телеграфист. Вот что он видел:
"…в постели, насквозь пропитанной кровью, лежало, наполовину свесившись, мужское тело, лица было не распознать, рядом, слева от него, еще один труп, замотанный во что-то черное, голова совершенно скрывалась под наброшенной сверху подушкой. Вокруг немая тишина — но не торжественное безмолвие, а глухая немота ужаса. И кровь везде! Кровь на постельном белье, кровь на полу, кровь на стене и даже на низком потолочном своде!"
То же самое видели и все остальные, однако, когда прошмыгнувшие через жандармский кордон репортеры стали опрашивать очевидцев в Майерлинге, они передавали свои впечатления уже таким образом:
"Едва мы вошли в комнату, как у нас вырвался душераздирающий крик. Молодой наследник лежал на широкой кровати орехового дерева — с развороченным черепом, мертвый.
У постели застыла на коленях красавица Мери. Тело упиралось в кровать, голова была опущена на ее край.
Голова Мери покоилась на руках, словно она спала.
Лицо наследника было страшно искажено. Правая рука его свешивалась на пол. Тело лежало на самом краю постели, так что было удивительно, как оно не свалилось.
Лицо Мери не изменилось ничуть. Никаких следов борьбы со смертью.
Какая художническая кисть сумела бы запечатлеть эту ужасную картину так, как создали ее два мертвых тела?
Мери подобно коленопреклоненному гению черной смерти у постели мертвого принца!