Они двинулись дальше. Чуть погодя Еремей нагнулся и указал ему на пару следов, промятых во мху, и еще пару поодаль.
— Заяц?
Еремей прижал палец к губам, даже оглянулся испуганно.
— Нельзя по имени? — догадался Бегун. Он вспомнил, что озерские охотники никогда не называли зверье перед охотой по именам — лось, медведь, лиса, а сохатый, хозяин, красна. — Косой?
Еремей кивнул. Они прошли по следу; около молодых осинок с обглоданной по низу, размочаленной корой Еремей поставил клеть, бросил внутрь крупно нарезанную репу и поднял заслонку на прут-сторожок. Ловушка была незатейливая: заяц, зайдя в клеть, задевал сторожок, и заслонка, отворяемая только снаружи, падала.
Через полчаса, подстрелив по пути тетерку, — Бегун в этот раз стоял не дыша, — Еремей вышел к другой клети, поставленной накануне. В ней смирно сидел крупный русак, уставший уже, видно, биться о прутья ловушки. Он распластался по земле, прижав уши, надеясь, что его заячий бог пронесет людей мимо, но, увидав их в двух шагах, забился с новой силой, так что клеть ходуном заходила.
Еремей просунул внутрь руку, поймал его за уши и вытащил, прижимая зайца к земле, не давая ему вскинуть для обороны когтистые задние лапы. Достал нож и перерезал горло. Заяц истошно закричал, разевая рот с дрожащим розовым языком, засучил лапами, выдирая мох вместе с землей. Тошнотворно запахло кровью.
Бегун стоял, не в силах оторвать глаз от пульсирующей красной струи, брызжущей на землю, судорожно глотая подкатывающий к горлу комок. Он знал, что заяц тут почитается нечистым зверем, и кровь надо сливать до капли.
Еремей глянул на него и жестко усмехнулся. Поднял обвисшего тяжелого зайца, перекрутил его за шею веревкой и подвесил к поясу. Перекрестился, указал Бегуну, чтоб взял клеть, и пошел дальше. Бегун поплелся следом, поглядывая на свесившего мертвые лапы русака…
К полудню они впервые присели на опушке. Еремей достал репу, лук, копченое мясо, настрогал тем же ножом, которым резал зайца, и они — молчком, как и весь день с утра, принялись за еду.
— Послушай, Еремей, — начал, наконец, Бегун. — Я ведь неспроста с тобой пошел, а не с Лукой, не с Флегонтом…
Еремей равнодушно жевал, опустив голову.
— Все лето хотел с тобой поговорить, как мужик с мужиком, не знал, откуда подступиться… — неловко развел Бегун руками. — Вот ведь как Бог распорядился: чтоб я в Рысий прилетел ни днем раньше, ни днем позже, а чтоб на тебя попал. Чтоб за тобой пошел. Чтоб ты меня спас… И чтоб я Неждану увидал…
В лесу взахлеб лаял Суслон — видно, опять гнал соболя или белку; но пушное зверье еще не выкунело, и Еремей всякий раз отзывал собаку.