– Хайди. – Его голос сильно дрожал. – Я люблю тебя. Да простит меня Господь, но я так люблю тебя!
– Да, mein Schatz[65], знаю. Я тоже тебя люблю.
Хайди мягко уложила его в кровать и, стоя над ним, начала медленно расстегивать белую блузку. А когда легла на него, ее большие, шелковистые белые груди, увенчанные рубинами, показались ему самым прекрасным, что он видел в жизни.
– Я люблю тебя! – много раз восклицал он за ночь, и каждый раз по-новому, в удивлении, экстазе и благоговении, ведь то, что она с ним делала, затмевало все его фантазии.
* * *
В первый день финальных состязаний по бегу Шаса сумел достать для девушек билеты, но места находились высоко на северной трибуне. Матильда Джанин взяла у Шасы бинокль и взволнованно разглядывала огромную арену внизу.
– Я его не вижу, – ныла она.
– Он еще не вышел, – уверял Шаса. – Сначала бегут стометровку…
Но он тоже волновался. В полуфинальном забеге на двести метров Дэвид прибежал вторым после великого американского спортсмена Джесси Оуэнса, «Черной Антилопы», и тем самым обеспечил себе место в финале.
– Я так нервничаю, что, боюсь, у меня будет приступ меланхолии, – говорила Матильда Джанин, не опуская бинокль; по другую сторону от Шасы Тара волновалась не меньше.
– Это отвратительно! – сказала она с такой яростью, что Шаса встревоженно повернулся к ней.
– Что именно?
– Ты разве не слышишь?
– Прости, Дэвид может выйти в любой момент…
Его слова заглушил гром аплодисментов, зрители вскочили: финалисты забега на сто метров выпрямились и побежали по дорожкам; но когда они пересекли финишную черту, звук изменился, и к аплодисментам примешались стоны и недовольные выкрики.
– Вот! – Тара схватила Шасу за руку. – Послушай!
В толпе поблизости кто-то крикнул:
– Опять выиграл американский негр!
И еще ближе:
– Американцам должно быть стыдно позволять черным животным носить цвета своей страны.
– Эти расисты отвратительны. – Тара оглянулась, старясь разглядеть, кто говорил, потом снова повернулась к Шасе. – Немцы угрожают отказать в медалях всем представителям тех, кого они называют низшими расами: черным и евреям, – громко сказала она. – Мерзавцы.
– Успокойся, – прошептал Шаса.
– Разве тебе все равно? – вызывающе спросила Тара. – Ведь Дэвид еврей.
– Конечно, мне не все равно, – тихо ответил он, в замешательстве оглядываясь. – Пожалуйста, замолчи, Тара, сейчас перерыв.
– Я думаю… – вопреки просьбе Шасы еще громче заговорила Тара, но Матильда Джанин вдруг пронзительно закричала:
– Вот он – вот Дэвид!
Шаса с облегчением вскочил.
– Вон он! Давай, Дэви! Беги, как антилопа!