Эта женщина была здесь. Он всегда думал о Сантэн Кортни «эта женщина». Она сидела всего через три места от его любимой Хайди. Невозможно было не узнать эти густые темные волосы. Желтый шелк, бриллианты – она была элегантна и спокойна; Манфред ненавидел ее так сильно, что чувствовал во рту вкус этого гнева, похожий на вкус желчи и квасцов.
– Почему она вечно меня преследует? – удивился он. Она была среди зрителей на всех других его боях, а рядом с ней всегда сидел высокий высокомерный мужчина с большим носом и ушами.
Сантэн наблюдала за ним с тем смущающе загадочным выражением в темных глазах, которое он уже хорошо знал. Он намеренно повернулся к ней спиной, пытаясь передать всю силу своего презрения и ненависти, и смотрел, как в противоположный угол ринга выходит Сайрус Ломакс.
У американца было мускулистое тело цвета молочного шоколада и совершенно африканская, как у древних бронзовых статуэток князей Ашанти[70], величественная голова с куполообразным лбом и широко расставленными глазами, с толстыми губами в форме ассирийского боевого лука и широким плоским носом. На его груди красовались красные, белые и синие полосы и звезды, и от него исходило ощущение угрозы.
«Это твой самый опасный противник, – предупреждал Манфреда дядя Тромп. – Если сможешь победить его, победишь всех».
Рефери вызвал их в центр ринга, назвал имена боксеров, и толпа взревела, услышав имя Манфреда. Возвращаясь в свой угол, Манфред чувствовал себя сильным и неуязвимым. Дядя Тромп смазал вазелином его щеки и брови и сунул в рот капу.
Он ладонью шлепнул Манфреда по плечу, словно подгонял быка, и прошептал ему на ухо:
– Быстрый, как мамба! Смелый, как медоед!
Манфред кивнул, приноравливая массивную резиновую защитную накладку на зубы, и по гонгу встал в белом свете прожекторов. Американец двинулся ему навстречу, подкрадываясь, как черная пантера.
Они сражались на равных, дрались на близкой дистанции и дрались жестоко, обмениваясь ударами, способными искалечить и оглушить, но чуть-чуть не достигавшими цели, с почти сверхъестественной сосредоточенностью угадывая намерения противника и отворачиваясь, отскакивая, ныряя, используя пружинящую силу канатов, ставя блоки предплечьем, перчатками и локтями; ни одному не удавалось ударить, но оба были настроены враждебно, быстры и опасны.
Гонг отсчитывал раунды – пять, шесть, семь, Манфреду никогда не приходилось сражаться так долго. После серии мощных ударов, бросавших противника на ринг, победа всегда приходила быстро. Однако выматывающие тренировки, которые проводил с ним дядя Тромп, сделали его выносливым и укрепили ноги и руки. Он по-прежнему чувствовал себя сильным и неуязвимым и знал, что победа придет. Нужно только подождать. Американец уставал. Его удары сыпались уже не с прежней быстротой. Он обязательно должен был ошибиться, и Манфред ждал этой ошибки, сдерживая страстное стремление увидеть кровь американца.