– Маргарита Петровна, детский психолог, – отрывисто представилась она.
– Алла Георгиевна.
– Вы в курсе, – девушка подняла на Аллу злые глаза, – что у вашего мальчика тяжелая психологическая травма?
– Догадываюсь.
– Это синдром опасного обращения с детьми! Мы должны сообщить в полицию.
– Полиция уже занимается, – Алла вспомнила о вчерашнем сержанте: странно, что их с Алешей до сих пор не навестили, – думаю, сегодня придут в больницу…
– Вы! – Маргарита Петровна в отчаянии стукнула ладонью по столу. – Вы, родной человек. Как могли допустить такое?! Неужели нельзя было вмешаться? Сообщить куда следует!
– Мы редко виделись.
– Отлично! Превосходно! Вот ключ ко всему. Безразличие!
– Простите…
– Что у ребенка в семье?
Алла была бы рада раскрыть для Маргариты Петровны все тайны о родителях Алешеньки, если хотя бы знала, где их искать. Она подпирала спиной косяк и мечтала прекратить этот неприятный разговор: от разозлившейся девушки исходила осязаемая угроза. Казалось, стоило дать повод, и психолог разберется с ситуацией по-своему – во всем обвинит Аллу.
– Не знаю. Нужно обследовать родителей, – она, как за спасительный круг, схватилась за ручку двери. – Простите, мне пора!
– Я еще не прощаюсь!
– Хорошо! Увидимся.
Алла вышла за дверь и поспешила к Алешеньке. Ей и самой важно было знать ответы на множество вопросов. Но – увы!
За короткое время, проведенное в палате, Алла привыкла к тому, что жизнь в больнице подчиняется другим законам. Наверняка что-то подобное происходит с людьми на войне или во время катастрофы. Самыми важными здесь были вещи, о которых обычно не приходится даже задумываться – они происходят сами собой. Но в клинике великое множество ритуалов было посвящено именно им. Особой виртуозности требовал утренний туалет: не вставая с постели, умыться, почистить зубы и обтереться влажным полотенцем вместо того, чтобы принять душ. Умудриться опорожнить капризный после травмы и операции кишечник в присутствии посторонних людей. Постараться впихнуть в себя немного каши на завтрак, хотя и без того утром мутило. Выпить горсть прилипающих к небу горьких лекарств. Каждый обряд требовал огромных усилий, каждой победе, даже самой крошечной, здесь были рады. Только работа разладившегося организма имела значение. Все остальное – то, чем жили люди, спешившие за окном на работу, – не содержало ни малейшего смысла.
К девяти утра в палате собрались все мамы, и Алла с осторожностью неофита исподтишка наблюдала за процедурами, которые делались их умелыми руками под ободряющий шепот и ласковые уговоры.