Она ждала два дня, три дня, у нее кончалось терпение. Она так нервничала днем, что не могла устоять на своем месте на углу и все ходила и ходила, надеясь услышать в толпе чистые голоса друзей, и совсем не собирала милостыню. Ночью, слишком голодная, чтобы уснуть, она бродила по освещенным тротуарам, не обращая внимания на полицейские машины (нет нужды скрываться от тех, кому нет до тебя дела) и слишком взбешенная, чтобы прятаться от тех, кто охотится на бездомных.
Хотя, возможно, «взбешенная» — не то слово. Уязвленная? Да, но очень сильно. Все было очень сильным — голод, обида, даже страх. Вероятно, чертенок внутри нее, дважды отведав свободы, больше не желал прятаться под ее будничным лицом. Наконец в середине недели она бросила клянчить мелочь на пропитание и спустилась в переход к Маллейн-парку.
Резкий свет флуоресцентных ламп освещал собравшихся там людей. Конклав бездомных. Они прилипли к стенам туннеля, словно листья, смытые дождем в сточную трубу, и между ними оставался только узкий проход. Кто-то стоял, кто-то растянулся на полу, кто-то сидел на корточках. Запахи пота, старой мочи, окурков и перегара, приглушенный звук сиплых голосов, хрип разрушенных легких…
Странная вещь — дождя не было.
Сейди шла под взглядами мутных, сумасшедших, скорбных глаз и была немного возбуждена, но совсем не напугана. Эти мужчины и женщины больше подходили на роль жертв, чем на роль преступников, подходили даже сильнее, чем Сейди. Ближе к выходу в парк один человек в прожженной во многих местах шинели, приветствуя Сейди, поднял бутылку и сказал:
— Чудесная ночка.
— Чудесная ночка, от дождя под крышу, — издевательским тоном ответила она.
Мужчина вытаращился на Сейди и прижал бутылку к груди, глаза его расширились от… от чего?.. От страха… от узнавания… от чего-то, что, в свою очередь, потрясло Сейди.
Вдохновленная их диалогом женщина, которая все это время пряталась за спиной мужчины, протянула Сейди ладошку:
— Простите, мэм…
Но мужчина в шинели дернул ее за руку и зашептал что-то ей на ухо. Женщина сцепила руки под подбородком и выпучила глаза.
— Простите, — сказала она.
«Простите», «простите» эхом прокатилось по переходу, и Сейди заспешила вверх по лестнице в парк.
Не у нее, сказал своей товарке псих в шинели, звук его голоса усиливали обшитые стальными листами стены туннеля, она — одна из голодных.
Днем светило солнце, и с наступлением вечера небо над фонарями было темно-синим, в воздухе чувствовалось приближение заморозков. Простые горожане, пользуясь временным наступлением хорошей погоды и непривычным отсутствием попрошаек, неспешно прогуливались по улицам. Сейди поймала несколько настороженных взглядов (беспризорная девчонка, следи за своим кошельком), но ни один из них не был похож на выражение глаз бездомных в туннеле.