– Неслабо засадил. Еще б чуть – перебил бы ему, к матери, артерию.
– Ну, извини, что не бегаю, как курьерский конь; «еще б чуть», Густав – и он бы ушел. Когда я смогу его допросить?
– Когда я закончу, – пожал плечами тот, довольно бесцеремонно ворочая простреленную ногу переписчика.
Пока Райзе зашивал рану, Курт все так же шагал туда-сюда на небольшом пятачке перед решеткой, косясь на то, как арестованный вскрикивает, биясь затылком о стену и вцепляясь зубами в собственную руку, однако посочувствовать охоты не возникало – убедившись, что парень не намерен безотложно преставиться, он жалел, скорее, себя самого, умирающего от любопытства и нетерпения. Бруно, кривясь при каждом вскрике или стоне, смотрел в противолежащую сторону, отвернувшись к писцу спиною.
– Ну, скоро там? – не стерпел Курт наконец; Райзе даже не обернулся:
– Я не Иисус. Но если тебе довольно, чтоб он протянул всего лишь пару часов – я пойду.
– Зараза! – зло выдохнул он, остановившись и присевши у стены на корточки, прислонясь к холодному камню спиной и упершись локтями в колени.
Сейчас, когда окончательно утих азарт преследования, стала исподволь проступать боль; похоже, кованый лепесток на кромке ограды пропорол не только кожу, зацепив и мышцу. Курт согнул и разогнул руку, пошевелив пальцами, и Райзе, полуобернувшись, сообщил недовольно и непререкаемо:
– После него займусь тобой, а уж тогда допрашивай его хоть до Второго Пришествия.
– Одно другому не мешает, – возразил Курт, прикрывая глаза; голову мягко вело, клонило в дрему – наверняка после бессонной ночи, и теперь уже ощущалось совершенно явственно, что порез куда серьезнее, чем ему показалось вначале.
За неполный год службы, подумалось вдруг, недурственный набор сувениров – простреленное вот такой же стрелкой левое плечо (что досадно, именно левая рука – рабочая); такой же прострел в правом бедре, напрочь сожженная кожа кистей и запястий, два сломанных ребра, а теперь еще останется рубец на предплечье… Год назад, лишь только познакомясь с ним, Бруно сказал, что службу он закончит «хромым, косым и на весь мир смотрящим с подозрением». Последнее было, кажется, еще в отдалении, но все прочее приобреталось с легкостью…
– Яви конечность, – скомандовал Райзе, присаживаясь рядом; Курт, морщась, размотал повязку, с усилием вытянув руку из рукава, и сослуживец, лишь взглянув, сердито нахмурился. – «Порез»! Пропорота мышца и вена задета, болван!
– Так зашей и избавь меня, Бога ради, от проповедей, – оборвал Курт, лишь теперь осознав, что его сонливость и подавленность есть следствие потери крови. – А мне надо побеседовать с нашим гостем.