– Он сказал – я сам должен понимать, что я во всем этом с ним увяз по шею, и теперь… Сказал, что потянет и меня за собой… сказал…
– Да? – нарушил Курт вновь возникшее молчание, и переписчик произнес нехотя, едва шевеля губами:
– Сказал «я один гореть не стану»…
– Вот даже как, – снова едва сдержав порыв переглянуться с Ланцем, произнес он; стало быть, все настолько серьезно?.. – Ответь мне теперь вот на что, Отто: он спрашивал у тебя, как найти именно эти книги, или же они к нему попадали как-то иначе?
– По-всякому, – вяло пожал плечами Рицлер. – В первый раз… я запомнил, потому что уж слишком это было необычно для него… В первый раз он попросил найти «Аd ritus sacros spectans», и тогда мне показалось – он вообще сомневается, что ищет что-то существующее, будто просто услышал где-то, что есть такая книга, но сам не уверен.
– Id est – он искал то, что кто-то посоветовал ему найти?
– Не знаю, – возразил Рицлер, – этого я вам не говорил, это просто мои подозрения, ничем не обоснованные, мне могло лишь показаться.
– Ничего, Отто, – успокаивающе произнес Курт. – Ведь я и просил тебя говорить мне не только о том, что знаешь точно, но и о своих подозрениях тоже. Все правильно. Рассказывай дальше.
– Дальше… – повторил переписчик с прерывистым вздохом. – Однажды он уплатил мне просто за то, что я дозволил ему самому порыться в книгах. Я тогда заподозрил, что он просто хочет… понимаете, что-то вынести… я частенько ловил таких…
– Это мне не интересно, – подбодрил его Курт, когда, побелев, Рицлер запнулся. – Это дело университета; продолжай.
– Да… Но он сказал, что я, если хочу, могу стоять подле него и наблюдать…
– И какие книги он тогда нашел?
– Не знаю. Это правда, я не знаю! Он просто раскрывал их, пролистывал, кое-какие читал – страницу-две, с кое-какими мешкал дольше, но все становил обратно, ничего не заказывая…
Итак, то, что Курт полагал самым маловероятным, похоже, оказалось единственным подлинным истолкованием событий; однако же, тайн лишь прибавилось, ибо неясными оставались не только причина смерти Филиппа Шлага и его таинственные увлечения, но явилась и новая загадка, как то – человек, возможно обративший покойного на путь постижения теологических трудов. И в этом случае возникал вопрос – не он ли виновен в гибели ректорского секретаря? Или все же переписчик хоть в одном, но сумел солгать убедительно, и смерть Шлага на его совести?..
– И, – продолжал Курт, стараясь, чтобы его нетерпение не просочилось в голос, по-прежнему тихий и спокойный, – как давно это началось? Не всегда ведь он был таким, как я понимаю?