– Да, он стал интересоваться такими вещами всего несколько месяцев как… с полгода, быть может.
Полгода. Опять эти злосчастные полгода…
Полгода назад ничего значимого в жизни Шлага не случалось – он не заводил новых знакомств, не покидал Кёльна, в самом городе не появлялись подозрительные или хоть в чем-то примечательные новые люди – кроме самого господина дознавателя Гессе; однако вряд ли можно предположить, что явление нового инквизитора столь противоестественно воздействовало на душу студента, и он ударился в изучение подозрительных и попросту запретных книг. Отчего же вдруг такая перемена?..
И, кроме того, выходит так, что никакой женщины не было, и все свои деньги покойный спустил на то, чтобы получить доступ к книгам.
– Сколько ты с него получил? – спросил Курт, не успев уследить на этот раз за голосом, и вопрос прозвучал резко, отдавшись эхом от каменного свода; переписчик вздрогнул, подтянув к себе колени и вжав в плечи голову, и он повторил уже тише и спокойнее: – Меня интересует общая сумма; не то, что он дал в последний раз, а все.
– Я не помню, честно!
– Понимаю, – уже мягче произнес Курт, кивнув, – точно ты не вспомнишь, прошло много времени; но примерную сумму ты ведь можешь назвать?
– Примерно… – не то переспросил, не то просто повторил Рицлер, неловко переменив позу, и предположил нерешительно: – за сотню талеров… почти две.
Курт подождал продолжения, глядя на него выжидающе, и, не услышав более ни слова, уточнил:
– Всего? Две сотни – всего? За все полгода?
– Может, чуть меньше… Я ведь говорил, что не скажу вам точно; может, сто восемьдесят или сто девяносто… Господи, я не помню…
– Погоди, – оборвал Курт, и переписчик умолк, впервые за последние минуты подняв взгляд к глазам господина дознавателя. – Я верно тебя понял – за эти полгода твой доход от Филиппа Шлага составил не более двух сотен?
– Да, все так, – кивнул Рицлер настороженно; Курт нахмурился.
– И больше ни за что ты с него денег не брал?
– Нет… я не понимаю…
– А хранить у себя переписанное для него он не просил? – продолжил он; Рицлер испуганно замотал головой, вонзившись ногтями в уже едва не до крови исцарапанные пальцы:
– Нет! И я бы не стал, ни за какие деньги не стал! Но он не просил, честное слово, Господь свидетель, не просил!
Курт поверил не упомянутому свидетелю, коего в данном случае вызвать для допроса было бы проблематично; попросту после всего рассказанного лгать в такой мелочи переписчику было незачем. Итак, пусть не женщина, но третье лицо в этой истории все же наметилось; кто-то, направивший Шлага по стезе теологии, кто-то, на кого ушли оставшиеся средства из того немалого капитала, что был собран погибшим с соучеников в виде взяток и заемов. Возможно, ради этого кого-то и было все это – риск засветиться, траты, поиски? Или просто сообщник по увлечению темными делами, у которого на сохранении находятся все те списки, каковых, судя по уже услышанному, было немало, но коих не обнаружили при обыске комнаты покойного…