– Графини?
Фельсбау приподнял голову, встретившись взглядом с Бруно, сидящим позади господина следователя, и криво усмехнулся, без прежней, однако, злобы:
– Неужто, Хоффмайер, ты ему до сей поры не похвастал, в чьей компании довелось побывать? Поразительная скромность…
– Так я слушаю, – поторопил Курт, и студент вздохнул, вяло махнув рукой:
– Странно, что вам это еще не известно; все знают. Госпожа фон Шёнборн сюда захаживает – этой зимой приболела, посему не появлялась, однако для нее это скорее редкость, нежели правило. Обычно она тут, бывает – каждую неделю, бывает – по два-три раза на неделе; она дама, я так скажу, незамкнутая и, невзирая на титул, в поведении благосклонная и… не поймите меня превратно… вольная.
– И что это значит, – все еще с усилием держа голос в узде, продолжил Курт, – что Шлаг «был замечен в ее компании»?
– Да то же, что и касаемо всех нас, – пояснил вновь добровольный помощник от соседнего стола. – Госпожа графиня весьма общительна и от разговоров не бежит – со всеми; каждый из нас с нею хоть бы словом, но перемолвился. Вы ведь понимаете, майстер Гессе, каково женщинам в наши дни и, уж прошу прощения за вольности, в нашем обществе: желаешь – учись дома вышивке или же чтению Псалтири в наилучшем случае… В университет ведь не поступишь, будь ты хоть королевской дочкой; а наша графиня – дама любознательная и, скажу вам, неглупая.
– Стало быть, через ваше общество она… что же – получает университетское образование?
– Ну уж и образование, – возразил тот. – Но знания некоторые – да. Бывало, даже лекции списывала… Ее даже, знаете ли, временами можно было бы забыть воспринять как женщину, если б не… ну, вы понимаете…
«Понимаю», – едва не сказал Курт, молча кивнув и отвернувшись. Итак, она бывает здесь. Рядом, в двух шагах. Только протяни руку…
На миг это вообразилось – явственно, ослепительно, словно вспышка памяти, словно уже случилось это когда-то: если оказаться здесь вовремя, и в самом деле можно будет протянуть руку и коснуться…
Стало вдруг жарко; снова стало душно, горячо, как в тот день, когда на слякотной Кёльнской улице вдруг ожила весна, как в ту ночь, когда он проснулся, неведомо отчего, не сумев больше уйти в забытье. Снова ушло ощущение тела, оставив внутри лишь что-то невесомое, и вместе с тем каждая частица этого тела ощущалась явственно до дрожи и смятения…
Курт понял вдруг, что забыл следующий вопрос, который всего минуту назад крутился на языке. Просто выпало из памяти все, что было важным лишь только что, словно и важным стало нечто другое…