— Не… смог Потерин… сам! Убили его. Мне… велел… бумаги, говорит, важные. Отвези. Ехал… три ночи… дни в лесу пережидал…
— Молчи! Молчи, сынок, поправишься, расскажешь обо всем! — увещевал его Сапурин.
— Я его сопровождал с несколькими солдатами… — чуть придя в себя, продолжал Валерий. Сапурин отложил документы и внимательно его слушал. — Напали… много… Отдал он мне бумаги и просил вам отдать… лично.
Сапурина отвлек жест лекаря. Тот, обнажив грудь Валерия, показал Павлу Сергеевичу глубокую рану.
— Знаю… ранен. Не смогу… — Валерий внезапно затих.
— Делай! Делай хоть что-нибудь!!! — кричал Сапурин.
— Поздно, Павел Сергеевич, если б сразу, а так… Тем более что после битья. Сразу надо было, а теперь все, — лекарь собрал свои инструменты и вышел из горницы.
Антуан, ждавший все это время в светелке, по лицу лекаря сразу понял, что дело плохо.
После этого случая Антуан пытался уйти из-под покровительства Сапурина, но Павел Сергеевич, поговорив и убедив Антуана не предаваться отчаянью, оставил его в Посольском приказе, а не подле себя. Антуану эта новость не принесла ни удовлетворения, ни спокойствия, но все же он был рад, что дело закончилось таким вот образом, а не иначе. За службу справную и преданность России не стал Сапурин настаивать на суде и разбирательстве проступка его.
И Андрею Гладилину велел пригрозить челяди не болтать о произошедшем и самому забыть о случае. О Татьяне была забота у Сапурина. Не хотелось, чтобы дочка его лучшего друга Кузьмы Преонского страдала по вине мужа своего ветреного. Жалко ему стало Антуана, да и царь будет не в восторге от того, что совершил его подопечный.
Не знал правды всей Антуан о Воронкове. Не знал, что осталась у того дочь малолетняя, шести месяцев от роду. Без матери осталась Елена с рождения, а теперь и без отца.
Единственной воспитательницей и поддержкой стала для Елены бабушка Прасковья Акакиевна. Узнав о гибели сына Валерия, долго оплакивала старушка долю свою, а помощи ждать было не от кого. Воронков вовремя не известил никого о дочери и незаконной супруге своей — иноземке Алсу, привезенной им из Турции.
* * *
Но вернемся к Татьяне, ожидавшей мужа своего, отправившегося в поездку по государственным делам.
Лишь к вечеру следующего дня заскрипели половицы крыльца и послышались радостные возгласы домашней челяди. Татьяна в тот момент была в светелке и вышивала золотом рушник.
Антуан, увидев, что домашние испытывают неподдельную радость от того, что он вернулся живым и здоровым, мигом забыл о неприятностях последних дней.
Пока раздевался и здоровался со слугами, подошла и Татьяна. Как загорелись глаза у Антуана! Татьяна, скромно потупив взор, тихо прошептала: