Прошло еще некоторое время, и вдруг… Продукты появились в один день и сразу во всех магазинах! Услышав про это, Раздолбай недоверчиво заглянул в первый попавшийся гастроном и с удивлением обнаружил на полках ряды бутылок с молоком и кефиром, пачки сливочного масла и брикеты плавленых сырков. В холодильных саркофагах лоснились поленья колбасы и солнечно-желтые круги сыра. Рядом переливалась радужной шкурой какая-то рыба. Раздолбай сглотнул слюну и с удивлением посмотрел на посетителей магазина — вместо того чтобы сметать продукты и создавать очередь, они бродили вдоль прилавков с оторопелым видом и как будто знакомились с едой заново. Только посмотрев на ценники, он понял, в чем дело, — все стоило в десятки раз дороже, чем было раньше, и брать сто граммов сыра за деньги, на которые несколько лет назад можно было купить сумку деликатесов, никто не решался. Не решился и Раздолбай.
В первые дни наступившей наконец новой жизни магазины были похожи на выставки, куда заходили вспомнить вид пищи из прошлого.
— Плавленный сырочек, смотри-ка, тридцать шесть копеек стоил, а сейчас шесть рублей, — слышались голоса.
— Чтоб им в глотку засунули такой сырок прямо в фольге!
— Ой, простокваша, смотрите, раньше столько килограмм мяса стоил! Сколько же теперь стоит мясо? Я даже смотреть боюсь.
— Ну, знаете, лучше дорогое мясо, которое есть, чем дешевое, которого нету.
— Вот и покупайте сами, если деньги печатаете, а мы не жулики.
На первопроходцев, отважившихся на покупки, смотрели как на врагов.
— Миллионер проклятый! Чтоб у тебя кишки завернулись от этой жратвы! — кричала фронтовая бабушка с орденами в спину мужчине, купившему десяток сосисок, два пакета молока и кусок сыра.
— Успокойся, мать! — поддерживал фронтовую бабушку дед-оптимист. — Сказали же нам — будет шоковая терапия. Вот и будем в шоке дергаться, как подопытные собачки, пока не сдохнем.
С того дня как в магазинах появились продукты по новым ценам, перемены стали заметны повсюду, но выглядели они совсем не так, как представлял Раздолбай. Жизнь не становилась красивее, радостнее и интереснее. Скорее, происходило то, о чем говорил перед отъездом Валера, — плотина разрушилась, и в их пресный водоем хлынула соленая вода, отчего окружающий мир с каждым днем становился все более едким и неприятным. Люди-лещи и люди-карпы метались по улицам как полоумные или, наоборот, ходили потерянными. По малейшему поводу вспыхивали ожесточенные перепалки — на улице, в магазине, в транспорте.
В автобусе, на котором Раздолбай возвращался домой, пожилая бабка попросила мужчину лет сорока уступить ей место. В ногах у мужчины стояла громадная сумка с бутылками, и он ответил, что вставать ему неудобно. Во времена, когда плотина стояла крепко, а вода была пресной, такого мужчину осудили бы всем автобусом. «Наверняка ведь пионером был, комсомольцем!» — напомнили бы ему. В соленой воде новой жизни все происходило иначе.