Невольно возникает мысль, что в данном случае дуализм, в который поминутно впадают, несмотря на все усилия превзойти его, присущ самой постановке вопроса. Постановка эта очень ярко формулирована Геккелем: удовлетворить при помощи науки как практические, так и теоретические потребности человеческой природы.
Но наука есть познание и организация в одно целое научных фактов. Между тем потребности человеческой природы представляют научные факты лишь в своем физическом основании, а не в своем объекте, о котором здесь только и идет речь. Если это так, то имеем ли мы право утверждать a priori, что наука в состоянии удовлетворить человека? Не воспрещает ли нам наука всякий антропоморфизм, всякую мысль о предустановленной гармонии между человеком и вещами? Не требует ли она от нас постоянного недоверия к внушениям нашего сознания, к нашим чувствам, желаниям, которые не находятся ни в какой связи с объективной реальностью? Дуализм необходимо вытекает из самого характера той задачи, которая здесь ставится: свести к науке все потребности человека.
Научная религия, научная мораль приводят к анализу интеллектуальных и моральных потребностей человеческого духа, — к анализу, необходимость которого не была замечена самими этими системами. Прежде чем искать удовлетворение этим потребностям, необходимо спросить себя, в чем они состоят и чего они стоят. Если бы можно было доказать, что они только факты, что все то идеальное, возвышающееся над данным, что в них, по-видимому, содержится, иллюзорно, т. е. сводится в конце концов согласно естественным законам к тому же данному, — если бы это было так, тогда перед нами действительно имелись бы только факты, которые в свою очередь могут быть безупречно сведены к другим фактам чисто научного характера. Тогда надо было бы решительно устранить все то, что наводить на мысль о сверхъестественном, абсолютном, непознаваемом, идеальном: наука в узком смысле слова была бы для нас адекватным воспроизведением всех вещей, она сама оказалась бы нашей высшей потребностью, нашим абсолютом, нашим идеалом.