Может, в этом и состояла суть его проблемы. Он привык к вниманию женщин, привык быть предметом женского вожделения. Что касалось Пенелопы, то она, похоже, стремилась лишь получить от него то, на что рассчитывала, чтобы затем избавиться.
В каком ужасе она пребывала, когда прибежала к ним из страха, что он назовет дату свадьбы. Но он, конечно, не мог винить ее в этом. Если бы Растмур услышал от леди Берлингтон хоть часть отвратительных сплетен, то его желание заставить влюбленных назначить дату свадьбы и начать рассылку приглашений выглядело вполне естественным. Чем обычно люди и занимаются после обручения. Гаррису следовало быть ко всему готовым.
— Знаете, — сказал он, стараясь не отрывать глаз от дороги впереди, хотя ему очень хотелось повернуть голову, чтобы полюбоваться своей спутницей. — Нам, видимо, не помешало бы придумать какой-то ответ на тот случай, если леди Берлингтон все же решит распустить слухи о том, что застала нас вчера вместе.
Поразмыслив, Пенелопа кивнула:
— Может, вы и правы, но не лучше ли будет отрицать ее обвинения? Вы туда не возвращались после моего ухода?
— Нет, не возвращался, и меня никто не видел.
— Никто, кроме Милли, горничной. Можно ли надеяться на то, что она нас не выдаст?
— Горничная? Нет. Но мы можем все отрицать.
Гаррис чувствовал на себе взгляд Пенелопы. А что он должен был, по ее мнению, ответить? Она определенно чего-то ждала.
— А если ваш брат поинтересуется, почему мы не торопимся с назначением даты свадьбы, — продолжил он, решив, что ее мысли двинулись в этом направлении, — скажем ему, что хотим немного подождать.
— Вашего дяди.
— Что?
— Мы скажем ему, что ждем, когда ваш дядя решит вопрос с финансами.
— Звучит правдоподобно.
— Естественно! Разве не ради этого все и затевалось? Вы пошли на это, чтобы ваш дядя сменил гнев на милость и обеспечил вам достойное финансовое содержание. Это идеальное оправдание, потому что частично соответствует действительности.
Гаррис с ней согласился:
— Да, понятно. Любой опытный лжец знает, что лучшая ложь — это та, в которой содержится значительная доля правды.
— Точно.
— Вы беспокоите меня, мисс Растмур. Слишком хорошо вы во всем этом разбираетесь.
— Я много лет после смерти отца живу под опекой брата, сэр. И кое-чему научилась для выживания.
— Для выживания? Растмур не производит впечатления чудовища, дорогая.
— Нет, он не чудовище. Я люблю своего брата. Дело в том, что его взгляды на мою судьбу отличаются от моих. Будь на то воля Энтони, я бы никогда ничего не делала, никуда бы не ездила, ни с кем не встречалась бы, ничему бы не училась.