Сидевший рядом с майором, словно каменное изваяние, Володя Грин, наконец, пошевелился. Посмотрел сначала на Михалыча, потом совсем недоверчиво на бандита, однако говорить ничего не стал, лишь хмыкнул, потирая рыжие усы и бороду.
– Что ж, рассказанное тобою многое объясняет. А бальзам на душу, конечно, то, что у них нет профессиональной армии, это просто превосходно! – майор от радости хлопнул в ладоши. – Смысла тебе врать я не вижу. – Он прищурился, вглядываясь в глаза бандита.
– А какой мне в этом прок? – вопросом ответил бывший десятник. – Я рассказал вам все, что сам знал, и надеюсь, это хоть как-то поможет в борьбе с тварями!
– Не заводись, Сивый, я тебя понял, мужик ты серьезный, а с расспросами, как я и обещал, лезть не буду. Сам расскажешь, коль посчитаешь нужным.
– Тогда ближе к делу, ты говоришь, дальнейший план действий, я предоставляю оружие, причем то, что имеется у нас сейчас, это лишь малая часть арсенала, коим мы располагаем, – решительно предложил Сивый. – Не люблю тянуть кота за яйца, майор, так что извиняй, если что не так!
– Эта черта характера свойственна и мне, так что сработаемся! – бодро произнес Звягин, и добавил голосом, где командирские нотки проявились сполна. – Алексей, установи связь с кем только сможешь, у нас есть, что им рассказать! Ну, а с вами, новобранцы, у нас еще есть о чем поболтать. До ужина, на котором мы вас и познакомим со всеми членами общины, еще целый час.
Слово «группировка» Звягину Петру Михайловичу, отставному офицеру, не нравилось еще со времен первой Чеченской, куда он попал, будучи лейтенантом. Бригада – ну это уж совсем по-бандитски, что тоже не приветствовалось майором, с законом он дружил, несмотря на непростую жизнь, и старался не нарушать, даже по мелочам. А когда дело дошло до формирования из выживших людей группы, то она стала называться просто – община, с броским и символичным названием – «Возрождение».
Несмотря на то, что сам Петр Михайлович был человеком, про которого обычно говорят – солдафон, распорядок дня в общине он сделал не «казарменным», а более демократичным и свободным. Однако, что касалось завтрака, обеда и ужина, то тут было все строго по часам. И дело не в армейской привычке, просто продуктов в разрушенном городе осталось мало, и найти их с каждым днем было все сложней.
Ужин собрал всех членов общины в одном из больших павильонов, где раньше продавалась одежда, о чем свидетельствовали красочные рекламы на стенах и металлопластиковых перегородках. Столовая, куда стащились все найденные на этажах столы и стулья, была одной из самых светлых зон убежища. Белый мягкий свет от пяти плафонов и запах готовящейся пищи создавали хоть какой-то уют, и находиться здесь было очень приятно. Промышленный дизельный генератор, что раньше стоял в главной больнице города, питал электричеством обжитые людьми части здания. Однако столовая в этом плане преуспела больше всех.