Меня внесли в пустую детскую и уложили на кровать. Вошли две служанки, вымыли мне лицо и руки, надели на меня чистое платье, перчатки, туфли, закутали в тонкий шерстяной плащ. Третья принесла какой-то горький напиток, который я с жадностью проглотила. Снова вошли Нумаи со стражником, поставили меня на ноги и подперли с обеих сторон. Цепляться за них сама я не могла из-за невыносимой боли в вывихнутых плечах, но они аккуратно поддерживали меня. В итоге мы дошли до залитой светом гостиной на первом этаже, я даже сумела сделать несколько невыносимо болезненных шагов и войти в комнату.
Посреди гостиной стоял Чезаре Борджа со скрещенными на груди руками, одетый в черный бархат. Он гневно смотрел на пожилого, аккуратно подстриженного француза в военной форме, который так же глядел на него в ответ. Было ясно, что ни один из них не хочет признавать старшинства другого. Почти осязаемая неприязнь витала по комнате. Борджа сопровождало трио телохранителей, француз был с одним офицером и женщиной.
Это оказалась Катерина в своем лучшем платье, теперь разорванном и покрытом пылью, взметнувшейся, когда рухнули стены Равальдино. Во всяком случае, я так решила. Золотого сердечка у нее на шее не было. Однако она оказалась жива, вполне здорова и внимательно прислушивалась к спору Борджа с французом. Даже потерпев поражение, графиня не склонилась. Она слушала мужчин с царственным, самоуверенным видом. Я даже улыбнулась, несмотря на боль.
— Прошу прощения, ваша светлость и капитан Бисси, — прервал их Нумаи, когда мы вошли. — Вот та самая пленница.
Капитан Бисси поднял седые брови, рассматривая меня. Он был гораздо выше Борджа, с длинным крючковатым носом и тонкими губами.
— Боже мой! — воскликнул он с ужасом. — Какое чудовищное варварство! Держать женщину в тюрьме отвратительно само по себе, но эту вы еще и пытали! Какая мерзость! Когда его величество король Людовик узнает, он обвинит вас в преступлении!
Катерина наконец-то увидела меня и зажала рот рукой.
Я заметила, как ее глаза наполнились слезами.
— Не надо. — Мне хотелось взмахнуть рукой, чтобы она перестала плакать, но от боли я не смогла ничего сделать. — Со мной все хорошо, мадонна. Все в порядке…
Чезаре продолжал разговор вполне любезным тоном:
— Я итальянец. Вам, вероятно, трудно в это поверить, капитан, но у нас другие законы. Я союзник короля, а не его подданный и не совершал никакого преступления.
— А я бальи Дижона и представитель короля Людовика, когда речь идет о соблюдении закона, — пророкотал Бисси. — В мои обязанности входит следить за тем, чтобы женщины и дети не становились военнопленными, я обязан защищать их и переправлять в безопасное место. Госпожа Катерина не пострадает и не будет заключена в тюрьму. Эта несчастная тоже. — Он указал на меня.