— Это верно. Но зато вы не получите разрешения на работу. Только вид на жительство. А с паспортом умершего австрийца вы можете работать в любой части Австрии.
— Пока не поймают.
— Да, конечно. Но кого ловят в Австрии? А если и ловят, то не того, кого нужно…
Штайнер не выдержал и рассмеялся.
— Именно «не тем» и можно оказаться. Это все равно опасно.
— Ай, бросьте, — произнес кельнер. — Если так говорить, то опасно и ковырять в носу.
— Правильно, но за это не сажают в тюрьму.
Кельнер начал массировать свой нос.
— Я советую, как лучше. Я уже опытен в таких делах. Умерший австриец — это самое реальное…
К десяти часам появились оба торговца паспортами. Вел переговоры один из них — быстрый человечек с птичьими глазками; другой — массивный и разжиревший — только сидел и молчал.
Тот, кто вел беседу, вытащил немецкий паспорт.
— Мы узнали от партнеров. Этот паспорт вы можете получить на свое собственное имя. Фамилию мы можем свести и проставить вашу. Мы можем изменить все, кроме места рождения, тут вам придется взять город Аугсбург, потому что здесь аугсбургская печать. Но паспорт будет стоить вам на двести шиллингов дороже. Ювелирная работа, ничего не поделаешь.
— Такой суммы у меня нет, — ответил Штайнер. — Кроме того, я не дорожу своим именем.
— Тогда возьмите его таким, как он есть. Мы заменим только фотографию. Печать, которая проходит по фото, мы сделаем вам бесплатно.
— Это меня не устраивает. Я хочу работать. С этим паспортом я не получу разрешения на работу.
Говоривший пожал плечами.
— Тогда остается только австрийский. Имея его, вы сможете здесь работать.
— А если запросят полицию, которая его выдала?
— Кому нужно ее запрашивать, если вы ничего не натворите?
— Триста шиллингов, — сказал Штайнер.
Мужчина отвернулся.
— У нас твердые цены, — оскорбленным тоном заявил он. — Пятьсот — и ни гроша меньше.
Штайнер не ответил.
— Если бы речь шла о немецком, еще можно было бы торговаться, они попадаются часто, но австрийский — редкая вещь. Зачем австрийцу паспорт? На родине он ему не нужен, ну а за границей он бывает довольно редко. И к тому же — валютный запрет. Пятьсот! Он стоит этих денег.
— Триста пятьдесят.
Говоривший оживился. — Триста пятьдесят я сам заплатил семье умершего. А сколько стоит работа, как вы думаете? А издержки? А комиссионные? Все это дорого, уважаемый! Заполучить паспорт, когда едва успели схоронить покойника! — о, за это вы должны расплачиваться звонкой монетой. Только наличные осушают слезы и заставляют забыть о скорби. Четыреста пятьдесят, так уж и быть, только потому, что вы нам нравитесь, но мы ничего на этом не выиграем.