Через сорок пять минут, уже в постели, он с тревогой спросил меня:
— Но что ты собираешься делать, Дайана?
— Что делать? — неопределенно переспросила я. — Ах, делать… Да, понимаю. Я пойду по стопам своей матери. Надеюсь, что в наши дни я уже не кончу тюрьмой, где меня стали бы принудительно кормить.
Стив был так поражен, что уселся в кровати и включил свет.
— Повтори, дорогая. Я не иначе как схожу с ума.
Я с готовностью повторила свои слова.
— Но почему? Ты когда-то говорила, что была так недовольна своей матерью! Я думал…
— О, все это было недоразумением, — спокойно отвечала я. — Я поняла это сегодня вечером. Видишь ли, я думала, что она агитировала за такие глупости, как право курить в общественных местах и водить автобус — за все то, что война сделала возможным без помощи суфражисток. Я думала, что она была одержима идеей изменения какого-то отжившего отрезка истории, не имеющего ко мне никакого отношения. Я ошибалась. — У меня вырвался тяжелый вздох. — Я ошибалась очень во многом, Стив. Разве не удивительно думать о том, что, когда я впервые встретила Пола, я считала, что знаю решительно все на свете?
— Мне кажется, что мы все так думаем в двадцать один год. Так что же насчет твоей матери?
— Ах, да. Она, разумеется, агитировала, в основном, против цинизма и лицемерия, как образа жизни. Она, должно быть, была идеалисткой и в какой-то момент почувствовала, что больше не может идти на компромисс с цинизмом и лицемерием. Она говорила: «Это неправильно, и этому должен быть положен конец». — Я помолчала, раздумывая над заголовками газетных статей. — Это то, чего в один прекрасный день всем нам придется потребовать, — сказала я. — Всем нам.
Он спросил меня, как именно я собиралась следовать по стопам своей матери, но я этого не знала.
— Можно, например, взобраться па ящик из-под мыла на Гайд-Парк Корнер и разглагольствовать о равноправии женщин, — ответила я, — но что в этом толку? Разумеется, лучше было бы проповедовать то же самое с задних скамеек в Вестминстере, но политические партии теперь так невыносимо утомительны… и, что бы там ни было, я уже не знаю, к какой из них можно было бы примкнуть. Я должна подумать над этим.
Я все еще раздумывала после прошедшей в мае коронации, когда Стив сказал мне, что в банк «Ван Зэйл» вернулся еще один важный клиент. Объяснение этому он нашел без труда. Все дело было в банке «Миллер, Саймон». Его руководители ничего не понимали в европейских делах, что очень затрудняло общение с клиентурой. Новый человек в отделении банка «Ван Зэйл» был двуличным пройдохой, отличным снайпером, не останавливавшимся ни перед чем, чтобы заставить былых клиентов вернуться на Милк-стрит, шесть. Ушедший клиент был консервативным англичанином, желавшим подстраховать себя возвращением в банк с давно установившейся репутацией. Рынок переживал трудности, над Европой нависла германская угроза… Объяснений было больше чем достаточно.