— В этих ужасных английских ванных комнатах даже душа нет! — мрачно напомнила она мне. Мы завернулись в одно большое полотенце, и она больше не пыталась убедить меня изменить принятое решение.
И все же я едва дождался перерыва в моей семейной жизни, наступившего в марте. Кэролайн постоянно жаловалась на то, что не выдержит разлуки с друзьями, со своей благотворительной деятельностью, с организациями, ратовавшими за контроль рождаемости, с домом, садом, слугами и со всеми прелестями североамериканской жизни. Наш мир, заключенный под душем, был недолговечным. Интерес Кэролайн к сексу снова упал до нуля, и чем больше она дулась, тем больше это меня раздражало. Я боялся, что ее поведение могло отразиться на Скотте и Тони.
В конце концов, я попытался изобрести повод для перемирия и попросил ее следить вместо меня за моими братьями. Эта невинная просьба очень удачно служила двум целям: умиротворяла Кэролайн, стимулируя ее пастырский интерес к моей карьере, и позволяла мне чувствовать себя менее виноватым, предоставляя самим себе Люка и Мэтта. Поскольку надеяться на их корреспонденции было безнадежно, они почувствовали большое облегчение, когда я сказал им, что Кэролайн будет писать мне о них, и обязал их приходить к ней каждую неделю и рассказывать о своих делах. Как этот надзор будет осуществляться, когда Кэролайн в июне уедет ко мне, я не имел ни малейшего представления. Оставалось надеяться, что если они не скомпрометируют себя до отъезда Кэролайн из Нью-Йорка, то, возможно, дальше смогут работать без присмотра.
Перед отъездом из Нью-Йорка я назначил Люка на роль своего сторожевого пса в банке на углу Уиллоу и Уолл. Его брокерская фирма по-прежнему продолжала вести счета треста «Ван Зэйл Партисипейшнз», но Люк занял мое место в управлении трестом. Я придумал для него должность инспектора межведомственных инвестиционных трестов, поставил его письменный стол в большом зале и велел ему раз в неделю отчитываться старому Уолтеру. Но поскольку Уолтер почти ничего не понимал в инвестиционных трестах, Люк получал довольно большую самостоятельность. Разумеется, он не был банкиром и никогда не стал бы им, но у него была светлая голова, он видел, как я управлял трестом с 1926 года и как брокер треста был в курсе состояния портфеля ценных бумаг. Это позволяло использовать его как моего помощника, и, поскольку я знал, что Кэролайн сразу учует недоброе, если работа окажется ему не под силу, я считал, что обеспечил достаточную защиту. Как бы то ни было, мне понравилась идея получения внутренних отчетов из банка. Если бы Клэй попытался поиграть мускулами на моей территории или Корнелиус внезапно решил бы ободрать инвестиционные тресты, известие об этом пришло бы ко мне по трансатлантическому кабелю в тот же день.