Оба татарина забеспокоились, что к ним могут проявить недоверие как к сомнительным, нездешним торгашам. Я же беспокоился, что мне просто не достанется билета.
И мы решили: дойти пешком до первой станции в сторону Славгорода, где не проверяют документов при продаже билетов.
Отправились пешком по кулундинской дороге. День выдался теплый. Снег подтаивал, слегка прилипал к подошвам.
К вечеру были уже на соседней станции. Порасспросили. Поезд из Татарки приходит в сумерках, документы не проверяли. Мы зашли в будку железнодорожника и напились чаю. Вечером взяли билеты и заняли места в товарном вагоне, который должны были прицепить к составу. Темно, места не обозначены, вкруговую сплошные нары. Пассажиров набилось до отказа.
Поздним вечером нас прицепили к поезду, и мы поехали в сторону Славгорода.
Утром, проснувшись, я долго не поднимался.
В вагоне светло от взошедшего солнца. Люди теснятся, словно сельди в бочке. Не поднимая головы, я тайком огляделся, нет ли знакомых.
Втроем мы купили съестного, набрали кипятку и сели завтракать. Люди сначала вполголоса, а затем громче и громче заговорили, перебивая друг друга. В вагоне почти все русские, простые деревенские мужики. Кроме них ехали два черномазых, круглолицых казашонка, возвращались с учебы. Выделялись трое хорошо одетых мужчин — они оказались фельдшерами.
На одной из станций я купил на базаре пирожки с творогом и принес их своим попутчикам-татарам. Они отказались:
— Дуйсемби, мы только что поели, зачем ты это принес?
Я настойчиво начал их угощать. Сидевший неподалеку фельдшер обратился ко мне.
— Кто торгует пирожками?
— Простые бабы.
Фельдшер с улыбкой покачал головой, с видом мудреца предупредил:
— Не надо их есть, живот будет болеть! Я на ломаном русском языке ответил:
— Пусть болит!
Фельдшер засмеялся и, пытаясь пояснить мне, стал пальцем указывать на свой живот:
— Вот это будет болеть: не ешь, плохо!
Сидевшие вокруг от нечего делать уставились на нас. Я махнул рукой на предупреждение фельдшера и начал совать в рот пирожки с творогом, приговаривая:
— Если заболит живот, смерть, что ли, будет? Нам, что смерть, что ходить живыми, все равно!
Фельдшер удивился.
— Почему все равно?
— А что нам жалеть? Посмотрите на меня… На мою одежду… Мне все равно, я не боюсь смерти. А вот ты не умирай! Тебе нужно жить. Вид у тебя хороший, одежда хорошая. Вон какие имеешь золотые часы. Умрешь — пропадут. А я не боюсь смерти!
— А почему ты не боишься смерти? — допытывался фельдшер.
— А чего мне ее бояться? Я вырос в подземелье. Если умру, снова попаду туда же. А если бы я не хотел умереть, что бы ты сделал, как мне помог? Всех в конце концов поглотит черная земля!