В общем виде списки лиц не вызвали удивления, за одним-двумя исключениями, самым замечательным и отмеченным из которых был случай с всадником Лоллием. Этот тип, по меньшей мере двуличный, позволил себе в момент вывешивания первого списка саркастические замечания по поводу тех, кто в него вошел, считая, вероятно, что это способ выразить верноподданнические чувства к Сулле. Однако когда он пришел посмотреть на второй список, то обнаружил, что туда вписано его имя. Тогда он прикрыл свою голову полой тоги и начал пробираться сквозь толпу, надеясь улизнуть; но зеваки его узнали и привели к Сулле, который приказал казнить на месте, под аплодисменты толпы. Плутарх рассказывает анекдот такого же плана, относящийся к некоему Квинту Аврелию, который вскричал, обнаружив свое имя в списке: «Горе мне! Мое альбанское имение ведет меня к гибели!» Возможно, что имущество этого человека вызвало чьи-то притязания, возможно также, что он недостаточно быстро или не слишком заметно продемонстрировал свое присоединение к партии победителя; очень богатый человек должен быть большим дипломатом. И, наконец, возможно, что у Суллы были другие причины внести его в список. Во всяком случае, если верить Цицерону в том, что касается Каталины, то он значительно увеличил свое состояние, используя тот факт, что в списки были внесены его брат и зять. Но так как Каталина присоединился сам только в последнюю минуту, можно подумать, что другие члены семьи просто продолжали упорствовать в своем марианистском выборе и за это поплатились.
Тем временем насилие продолжало проявляться с тем большей интенсивностью, что оно направлялось распоряжениями проскрипции, и некоторые расправы дали место особенно жестоким ритуалам. Так, Марк Марий Грацидиан был казнен в почти жертвенных условиях, о которых свидетельствуют древние авторы. Грацидиан был значительным лицом: сын одной из сестер великого Мария, он был усыновлен младшим братом последнего, чтобы стать Марием. Он приобрел очень большую популярность во время своей претуры в 85 году, обнародовав эдикт, подготовленный совместными усилиями преторов и трибунов плебса и касавшийся денежного курса и его контроля государственными служащими; этот эдикт обеспечивал значительное уменьшение частных долгов: нарушение этики, состоявшее в присвоении всех заслуг коллективного решения, принесло почти божественные почести от народа Рима, потому что во всех кварталах ему воздвигли статуи, перед которыми зажигали свечи и курили фимиам. Исключительный случай: он стал претором во второй раз в этом 82 году, в действительности он домогался консулата, но посчитали, что назначение его кузена Гая Мария еще больше мобилизует энергию в сопротивлении Сулле. Это стало причиной того, что его снова выбрали претором. Следовательно, в эти первые дни ноября он был самым высоким сановником, которого могли казнить, потому что два консула находились в данный момент вне досягаемости (Марий был заперт в Пренесте, а Карбон сбежал в Африку), и это, вероятно, объясняет то, как с ним обошлись.