— Вы думаете, что пехота прорвется на взлобок? И почему — немедленно?
— Если вы оставляете всю артиллерию, чтобы прикрыть выход Матюхина, то пехота может прорваться.
Подполковник задумался. Маракуша трезво оценивает обстановку. Неожиданная вечерняя атака на расстроенного и наверняка побитого противника может дать неплохие результаты. А нужны ли эти результаты? Допустим, стрелки захватят взлобок. Что дальше? Для закрепления нет сил. Ведь Маракуша не знает, что артиллерия резерва работала только как средство ввести противника в заблуждение…
Неожиданно эта четкая, вычитанная когда-то из инструкции фраза перечеркнула все рассуждения Лебедева. Он с интересом посмотрел на Маракушу: хорошо мыслит человек. Видимо, надо доложить командованию. Оно решит. Оно смотрит дальше.
— Пожалуй, не выйдет… Во всяком случае, доложу. Пойдем послушаем, что скажет твой крестник.
Из-за высокой насыпи штабного блиндажа вышли разведчики, и Шарафутдинов, дождавшись, когда Лебедев шагнул за дверь, тихонько окликнул:
— Товарищ капитан!
— Что такое? Я же сказал — марш отдыхать!
— Товарищ капитан, разрешите идти на передовую, — сказал Шарафутдинов. Над его плечом показалось умиленно-просящее, лоснящееся от все еще выступающего пота лицо Закридзе.
— Нельзя по-другому, товарищ капитан.
Маракуша посмотрел на небо, на дальний перелесок. Он уже подернулся предвечерней синью, ветер стих, начинало холодать.
«К ночи развиднеется, а сейчас, скорее всего, падет туманец, — подумал капитан. — На это и рассчитывают… А кто же огнем прикроет… в случае чего? Значит, мне нужно возвращаться?»
А возвращаться ему не хотелось: не часто попадается такой «язык» — хотелось послушать, что расскажет гауптман.
И все-таки он сказал:
— Ладно. Идите. Я буду через час.
Разведчики уже повернулись, чтобы идти, но Маракуша все так же хмуро приказал:
— Шарафутдинов! Машина пока в нашем распоряжении, скажи, что приказано подбросить. — И, уже не глядя на них, ушел.
Потом подъехал комдив, и начавшийся было допрос прервался. Только он наладился — неожиданно приехал командарм с сопровождающими. В блиндаже сразу стало тесно и излишне шумно от сдержанно-предупредительного шепота, шороха шинелей, ремней и прочего снаряжения. Капитан Маракуша почувствовал себя лишним и стал осторожно, бочком пробираться к двери. Лебедев остановил его и обратился к командарму:
— Товарищ генерал-лейтенант, капитан Маракуша считает, что есть условия для проведения разведки боем. На данном участке. — Командарм резко повернулся в сторону капитана, пристально и, как показалось Маракуше, подозрительно стал его рассматривать. Лебедев почтительно добавил: — Пленный — артиллерист. Передний край, естественно, знает слабо. И сейчас, в сумятице, после артналета, можно ворваться в траншеи и даже закрепиться. А уж систему обороны наверняка вскроем.