И тут Сутоцкий увидел пулеметчиков. По всем правилам военной науки они лежали позади атакующей цепи и не стреляли, были как бы в резерве. Вот они-то первыми заметили Сутоцкого и поняли, кто это. Николай увидел, как они разворачивают пулемет, и сразу, не раздумывая, даже не радуясь собственной предусмотрительности, швырнул в них последнюю гранату.
Пока она летела, ему пришла другая счастливая мысль. Он упал в бурьян, нащупал нож за голенищем и пополз на взрыв. Добивать немцев не пришлось. Сутоцкий развернул пулемет и стал бить по тому флангу цепи, который заворачивался, чтобы окружить Андрея. Пулемет работал исправно, и цепь вынуждена была залечь.
Вероятно, и в этой ситуации можно было сделать что-либо такое, что позволило бы быстро ликвидировать русских разведчиков, но в сумятице ночного боя хорошие мысли приходят не сразу. Вот почему, увидев разгорающийся пожар, уловив, что из тыла по своим бьют пулемет и автоматы, один из ротных командиров левого фланга цепи справедливо решил, что нужно прежде всего уничтожить тех, кто стреляет им в тыл, и отдал соответствующую команду. Солдаты развернулись и открыли сильный огонь по опушке леса и по бурьяну. Трассы их автоматов показались тем, кто уже загнул свой фланг справа, чужими. Ведь по расчету, по плану боя в тыл стрелять не должны. Потому они открыли ответный огонь, отсекая «противника», двигавшегося к подожженным машинам.
В этой сумятице Сутоцкий расстрелял все ленты, бросил пулемет и где ползком, где перебежками стал углубляться в дубраву.
Где-то далеко, в расположении второй засады, разорвался тяжелый снаряд. Николай не придал этому значения: он ведь не знал о существовании второй засады. Он только возмутился: почему молчат наши? Почему они такие тугодумы? Неужели не понимают, что происходит?
Он перебегал, полз, но уже не стрелял, потому что впереди можно было встретиться с противником и еще потому, что считал сейчас главным пробиться к своим и доложить обстановку.
И вдруг сзади и сбоку сразу, как шквал, народился страшный свист, разразившийся грохотом и синевато-багровыми всполохами: первая серия советских снарядов легла довольно точно. По дубраве прокатилась волна посвистов, шипения и фырчанья — летели осколки. Николай пополз быстрее: а ну как какой-нибудь наводчик собьет прицел и снаряд взорвется не там, где нужно?!
А в это время Андрея Матюхина достала вторая пуля, дурная, глупая, почти излетная. Ударила в бок, в ребро, и скользнула куда-то внутрь. Андрей почувствовал, как все внутри опалилось горячим, вздохнул, хотел что-то сделать — и потерял сознание…