Командарм сидел возле дзота и молчал. К нему подошел адъютант, или, как их иногда называли, порученец, и почтительно доложил, что на проводе командующий фронтом.
Третий — начальник штаба, конечно, сообщил наверх о смене варианта, и там потребовали объяснений. Но ни у представителя штаба фронта, ни у самого Третьего достаточного обоснования смены решения не было — только приказ командарма. И командующий фронтом вызвал командарма. А тому не хотелось объясняться. Ему хотелось смотреть и думать. Поэтому он буркнул:
— Передай, что меняю КП.
Адъютант недоуменно покосился на генерала, но промолчал: командарм не раз применял такой маневр, когда не хотел подходить к аппарату. Что докладывать, если самому не все ясно.
Так он и сидел, пока мимо него не прошли танки с десантом на броне, а в небе, почти незамеченные в общем гуле, проплыли бомбардировщики. Обостренным слухом, командарм услышал их рокот, немедленно представил, как ведет себя противник — наверняка форсирует выдвижение ударных частей, — и подозвал адъютанта.
— Передай Третьему, чтобы попросил авиаторов, во-первых, повесить побольше «люстр», во-вторых, выслать легкие бомбардировщики: пусть щелкают по маленькой.
Так генерал говорил по привычке, а сам очень надеялся, что легкие ночные бомбардировщики — «кукурузники» — сумеют нанести потери выдвигающимся по лесным дорогам частям противника.
Гул танков слышался уже за поймой, а бой, что разгорелся на месте засады, ослабел. Но машины горели ярко, и командующий принял первое решение.
— Передай танкистам, чтобы включили фары. Пусть не боятся: резервы противника еще далеко.
Через минуту-две между дубами заметались столбы света, и танковый гул стал удаляться. Командующий удовлетворенно пробормотал:
— И артиллерии легче переносить огонь.
Он уже начинал верить, что все обойдется, и вдруг увидел жирную огненную трассу, перечеркнувшую едва различимое поле боя в дубраве, за ней промелькнула вторая, третья.
За гулом боя услышать подход танков противника было невозможно, определить по трассе, кто бьет — противотанкисты или танкисты, — тоже. Важно одно: танки получают отпор. И если им сопротивляются танки противника, то… то лучше не думать, а ждать.
Он опять сидел и ждал, и все в нем то холодело, то набухало горячечной тяжестью. В такие минуты ему казалось, что по коже головы и в волосах ползают муравьи. Но все было проще. От чрезмерного и тщательно сдерживаемого напряжения у него стали привычно седеть волосы. То один, то другой свертывался, как еще зеленый листок, тронутый внезапным жестким морозом, и тревожил соседние. Потом он чуть распрямлялся, укладываясь в пряди, и опять шевелил соседние.