— Скажите, Мэдисон хороший режиссер?
— Интересный, — сказал Плотников после паузы, в течение которой обозревал портреты классиков отечественного киноискусства, в изобилии развешенные по стенам кабинета.
— Что вы вкладываете в это слово?
— Когда я начинал свою кинокарьеру, считалось, что стать режиссером настолько сложно, что лучше вообще за это не браться. У меня уже тогда было подозрение, что так специально говорят те, кто обладает властью в кинематографе, исключительно с целью эту власть удержать. Но развитие новых технологий — Интернета, телевидения — само разрешило этот спор. Режиссером может теперь быть обезьяна средних способностей.
Возникла неловкая пауза.
— Это… вы… о Мэдисоне? — наконец спросил Турецкий.
Черт возьми, надо же было как-то разобраться в иерархии этих гениев!
— Что вы, Мэдисон — всемирно признанная величина, — с едва уловимой иронией сказал Плотников.
— Вы много с ним общались за время его визита в Москву?
— Я видел его только однажды, здесь, в институте. Был вечер, на котором он выступал, а потом небольшое застолье… — Плотников разглядывал свои ногти. — Мы оба довольно занятые люди… Впрочем, он проводил потом кастинг для своей картины. Этого захватывающего мероприятия я, правда, не видел, но вот мои студенты наобщались с ним от души. Поговорите с ними.
— Непременно. Сколько человек он отобрал из ваших студентов? Назовите фамилии, пожалуйста.
Плотников в ответ только засмеялся.
— Что, ни одного?!
— Вот именно.
— А зачем же тогда кастинг?
— Когда найдете его, обязательно спросите. А когда он ответит, дайте знать, что именно. Мне и самому чрезвычайно интересно.
Турецкий пожал режиссеру руку и вышел в коридор. Хлопнул себя по лбу и вернулся.
— Что-нибудь еще? — удивился Плотников, глядя на неловко застывшего в дверях следователя: из солидного чиновника тот вдруг превратился в… В кого же?
— Жена меня убьет, — сознался Александр Борисович. — Автограф, если можно…
— С удовольствием, — серьезно сказал Плотников, задумался на мгновение, снял с полки ди-ви-ди с фильмом «Камнепад» и подписал.
От Плотникова Турецкий отправился прямиком на кафедру киноведения. Там было заперто. Рядом, правда, помещался деканат сценарно-киноведческого факультета. Дородная секретарша Зоя Федоровна сообщила, что по интересующему Турецкого вопросу нет нужды теребить заслуженных деятелей культуры. Есть студенты, которых вполне можно напрячь.
— А они это самое… — засомневался Турецкий, — в смысле, копенгаген?
— Еще как, — уверенно ответила секретарша. — Рекомендую — вот!
Она кивнула в сторону. Тут только Турецкий заметил двух студиозусов, сидевших прямо на полу у огромного шкафа с журналами и о чем-то тихо споривших.