— Благодарствую, боярин.
Парнишка поклонился… и в этот момент в окна попали с улицы длинные хваткие лучи — фары!
— И кого еще это несет, на ночь-то глядя? — всматриваясь в ночную мглу, негромко протянул Ратников. — «Семерка», что ли? Ну да, со спойлером… вон она, остановилась. Ха! У Эдьки Узбека такая! У них у всех, Узбеков, «семерки»… Маша! — Михаил принял решение тут же. — А ну-ка спрячь-ка нашего гостюшку… ну хоть в дальнюю комнату уведи… Олекса! А ну-ка спрячься!
— Враги? — понятливо кивнув, отрок поднялся.
— Не сказать чтобы враги… Но и не друзья тоже.
Ратников теперь понял — кого именно настойчиво выискивал старший Узбек Николай Кумовкин. Осталось выяснить только — зачем?
— Можно к вам? — приятный на вид молодой человек, лет двадцати трех, Эдик Кумовкин, осторожно постучался в окно.
— Входи, входи, Эдик, — дождавшись, когда Маша уведет гостя в комнаты, Михаил гостеприимно распахнул дверь.
— Ехал мимо, вижу, у вас свет горит… Дай, думаю, загляну. Все у вас спокойно?
— Да, все спокойно… А что? — Ратников умело изобразил на лице недоумение.
— Да так… Воруют у нас.
— Знаю, брат твой рассказывал.
— Так вот, — младший Кумовкин, как видно, не намеревался тратить время на долгие разъяснения. — Я, кажется, этого вора видел. Вот только что… Молодой такой парень, босиком. Меня увидал — в лес сиганул, не догонишь. Так вы, если что…
— Понял. Позвоню тебе или братцу, мне ведь тоже ворюги тут без надобности, — Миша ухмыльнулся. — Может, чайку?
— Нет, спасибо, — решительно отказался Эдик. — Я ведь так просто заехал — предупредить, мало ли.
— Спасибо. Ежели что, уж будь уверен — звякнем! Тебе или участковому.
Узбек резко обернулся на пороге:
— Участковому лучше не надо. Мы бы сами разобрались — зачем во всякую мелочь милицию впутывать?
— Да незачем, и верно, — Михаил улыбнулся, запер за гостем дверь и, дождавшись, когда скроются вдали, за лесом, мерцающие снопы фар, пошел в дальнюю комнату:
— Ну, Олекса! Давай, рассказывай, что натворил да как и, главное, откуда тут взялся?
— Так, может, все ж сначала гостя накормим? — вступилась Марьюшка. — Эвон отощал-то! Кожа да кости.
— Конечно, накормим, — улыбнулся Ратников. — Да ты, мил человек, не переживай — мы с Машей — тоже новгородцы, свои…
Олекса снова заулыбался:
— Это я уж вижу. Господи, как славно-то! Вот ведь славно!
Олекса Рыбин родился в Новгороде Великом в тысяча двести двадцать восьмом году, если считать от Рождества Христова, или — от сотворения мира в шесть тысяч семьсот тридцать шестом. Родился изгоем, батюшка-лодочник жил в бобылях, да вскорости и вообще помер от великого, случившегося года через два после рождения Олексы голода и мора. Олекса помыкался-помыкался у приживалки тетки, да не вынеся издевательств и побоев гребенника Козьмы, лет в двенадцать от него сбег, пристав поначалу к скоморохам — веселым людям, с которыми исходил и Владимирскую, и Полоцкую, и Псковскую земли, да был схвачен и поверстан в холопы одним прытким и жадным до чужого боярином… а уж от боярина он сбег к воинским людям, меч, рогатину и копье кому хочешь предлагавшим. Ну, за кровушку свою — не за бесплатно, вестимо.