Олекса лишь отмахнулся:
— Не, как раз там ночуем, где надо.
Что он под этим «где надо» имел в виду — бог весть, да Миша и не переспрашивал. Вообще Олекса стал держаться как-то по-другому, без подобострастия, почти как равный с равным, и назвал уже не «боярин-батюшка», а просто «боярин» или даже «Мисаил».
Юноша быстро уснул, засопел на мягком лапнике, а вот Ратников, несмотря на усталость, все никак не мог забыться, все рассуждал, думал, корил себя за так бездарно проведенный визит в тевтонский замок. Ничего толком не вызнали, хорошо хоть сами ушли. Могли бы и не уйти, вполне.
Лишь под утро, уже когда начинало светать, Михаил смежил веки, проваливаясь в глубокий сон… а проснулся от того, что кто-то нагло тянул его за ноги!
Тянул да приговаривал:
— А ну-кось вылезай, мил человеце! Вставай, вставай, просыпайся… Покажись — кто ты есть?
Рядом, у шалаша — вот гад! — во все горло заливался смехом Олекса. Сидел, развесив на кустах мокрую рубаху, щурился на ярком солнышке. Да, погодка нынче, слава богу, похоже, налаживалась…
— Ну, вот он, дружок мой! — махнув рукой, подросток кивнул на Мишу. — Прошу любить и жаловать. Мисаил Сергиев сын, боярин… такой же, как мы, боярин… вояка знатный! Что смотришь, Хевроний?
Чернобородый, самого зловещего вида мужик, к которому сейчас обращался Олекса, являл собою тип классического разбойника-лиходея, лесного татя, вернее сказать — вора, татями тогда лишь воров называли, а ворами — серьезных преступников-душегубов. Кудлатая бородища, кустистые и густые, как у Леонида Ильича Брежнева, брови, темные, глубоко посаженные глаза, широкий нос с торчащими из ноздрей волосами, золотые серьги в обоих ушах, рваный шрам на левой щеке, через губы… красавец, что уж тут скажешь! Видно было, что сей разбойник много чего повидал, много в чем участвовал, и кровушки людской поцедил — будьте нате. Вся фигура его, коренастая, ладная, была будто специально создана для войны, для боя: ухватистые узловатые руки, толстые ноги в красных сафьяновых сапогах, мускулистая, обтянутая слегка поржавевшей кольчужкою, грудь. К поясу его было привешено два меча в простых, обтянутых воловьей кожею, ножнах.
— Воин, говоришь? — Хевроний усмехнулся и сплюнул. — А вот мы посейчас проверим… Держи!
Вытащив меч, он бросил его Михаилу, да так ловко — рукояткой… Ратников поймал — реакцией бог не обидел — вскочил на ноги…
Разбойничий атаман уже вытащил другой меч, как успел заметить Миша, чуть более длинный, явно трофейный, рыцарский… не чета тому, что был сейчас в руках у Ратникова — плохого железа подделка, контрафакт, уж Михаил на своем веку мечей повидал, разбирался.