– Это моя дочь, – сказал царь-гипт. В его голосе, что бы там ни звучало на переднем плане, на заднем слышались отчетливые ноты страха за своего ребенка – те, чье дребезжание везде одинаково тревожно.
– Хорошо, – сказал лекарь и приступил к осмотру.
Дочь гипта была небольшой миловидной девушкой – внешне ничто не указывало на то, что она принадлежала к другому биологическому виду. Но она была без сознания, а у самозваного лекаря не было с собой даже стетоскопа. Тогда он приложил к груди девушки сомкнутую руку, а затем ухо. Дыхание больной было стеснено и сипло, периодически она тяжело откашливалась. Поразмыслив, лекарь что-то понял.
– Сколько ей лет? – спросил он у отца.
– Двадцать четыре, – отвечал тот, подумав. Наверное, прожженный своими шахтными интригами гипт тоже обратил внимание на то, что у врача не было инструментов, потому что спросил:
– Прости, принц Руни́, что прерываю тебя, но где твои хирургические приспособления? Я думал, ты возьмешь их с собой – мы ведь сообщали, что случай может оказаться тяжелым.
– Я не брал инструменты, – отвечал мнимый врач почти без паузы, – потому что они мне не нужны. Эфестские принцы лечат… наложением рук. Вернемся к твоей дочери. Чем она занимается, когда не болеет?
– Она следит за добычей в шахтах, – ответил гипт-отец. – Ты знаешь, у гиптов редко рождаются дочери, а уж чтобы дочь родилась у одного из подземных владык – и вовсе неслыханное дело. Я не могу выдать ее замуж: это не предусмотрено законом. Поэтому она выполняет работу, обычно предназначенную для сыновей.
– Законом предусмотрено, что девушка в столь юном возрасте должна наравне с рудокопами работать в шахте, пусть и надсмотрщицей? – поинтересовался врач.
– Закон, – членораздельно произнес гипт (и стало ясно, что этому слову полагается начинаться с прописной буквы), – непререкаем. Он писан о мужчинах, принц Руни. До женщин ему дела нет.
– Я обратил внимание, – отвечал врачеватель, кивком обозначив, что принял сказанное к сведению, – что в эту комнату нет парадного прохода. Значит ли это, что обычно твоя дочь обретается где-то еще?
– Нет, принц, – отвечал гипт. – Она всегда живет здесь. Ей нет нужды выходить в тронные залы. Подъемный механизм сконструирован так, чтобы она всегда оставалась на месте.
Лекарь снова кивнул. Глаза его смотрели то в одну точку, то в другую, ни на чем особенно не концентрируясь. Внезапно он наклонился к губам девушки и, хмыкнув, через секунду поднял голову.
– Болел ли кто-нибудь еще похожей болезнью?
– Нет. Один из моих сыновей был слаб и умер молодым. Но это было четыреста лет назад, («Ого!» – подумал Митя.) – С тех пор ни один из моих детей так не болел. И в хрониках не написано ни о ком из нашего народа, кто заболел бы этим. Она не общается ни с кем, кроме горняков и своей няни. И меня.