– Почему это? – спросил он не очень приветливо.
– Потому что, к сожалению, я вынуждена отклонить ваше предложение, – когда Дельфина говорила неприятные вещи, она становилась непогрешимой иллюстрацией одного из наиболее странных явлений делового мира – женщины-руководителя, уверенно проводящей свою линию. Как всегда в таких ситуациях, мозг Русского вначале отторг услышанное и вместо этого решил хаотически задуматься о чем-нибудь второстепенном. «Вот ведь, – подумал он, – ты всю жизнь сидишь тут, горбатишься, тащишься на поклон к этой девчонке. Она-то, небось, тебя раза в два младше, – это, кстати, было неправдой, просто от Дельфины Монферран до лабораторий L’Oréal Group было гораздо ближе, чем от Артемия Русского, – а все-таки вон где сидит. Авсе почему? А потому что нет России места на мировой арене… никому сильная Россия не нужна». За последней сентенцией, выкованной никак не позже семнадцатого века, успокоенный разум хлебопека надежно и спрятался. Помолчав, Русский довольно тупо повторил:
– Почему?
– В других обстоятельствах я бы ответила, что это составляет коммерческую тайну, – с тягостной ленцой заметила Дельфина, – но поскольку наша с вами договоренность имеет определенный вес, отвечу. Мой давний деловой партнер Брайан Фардарриг сделал более интересное предложение.
– Но ведь российский рынок перспективен! – вскричал Русский. – А Москва? Ты знаешь, какое тут общее потребление хлеба и его производных?! – Как и все люди, тяготеющие к пролетарским идеалам простоты и всеобщего панибратства, Русский имел душераздирающее обыкновение без приглашения переходить на «ты».
– Не спорю, – Дельфина подняла изящные руки примирительно, но в то же время как будто желая оказаться подальше от собеседника; человек, более искушенный в искусстве чтения языка жестов, давно бы понял, что дальнейший разговор не имеет смысла. – Полученное предложение распространяется на ту же географию. Простите, Артемий, надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к этому решению – позиция председателя правления и президента компании обязывает меня гибко откликаться на вызовы рынка.
– Да иди ты под чертова коня! – тут Артемий, потеряв терпение, испустил ругательство, которым остался бы доволен сам отец русского фаллоцентризма Иван Барков. Дельфина подняла брови и отключилась, а Русский швырнул розовой баранкой в экран. Цветика-семицветика не получилось, а получилась, наоборот, тяжкая кручина.
Конечно, Русский, как любой нормальный предприниматель, знал своих главных конкурентов и был с ними в подколодно-ровных отношениях. В хлебном бизнесе этих конкурентов было немного – кроме него, из крупных игроков были только Пересветов и Ослябин, остальные же, как любил говорить сам Русский, так и не избавились от ларечного менталитета. «Что же, – спросил себя Русский, – они? Черта с два они ей продадутся! Что это еще за Брайан Фардарриг, чтоб его приподняло да грохнуло?» Он еще раз нажал кнопку внутренней связи, уронив короткое: «Закладывай», вышел из кабинета. Подставил могучие толстые плечи под шубу, поданную утлым ассистентом, и, сопровождаемый трехстворчатой охраной, спустился к машине.