– Хорошо, – слабо сказал он. – Пусть так. Хотя бы скажите, где он.
– Там же, где обычно, – ответила Смерть. – Дома. Такова наша договоренность. Но поторопитесь: я собираюсь к нему, и он знает. Я думаю, и принимает меры теперь.
– Так я поспешу, – с вопросительно-утвердительной интонацией предложил Митя, пятясь из галереи, которая начала наполняться белесым дымом.
– Поспешите, – кивнула Оля Луковая. Люди с портретов проводили Митю в поход довольными взглядами.
Читатель уже привык к тому, что автор любовно описывает сны своих персонажей. Автор же, в свою очередь, уже признавался, что питает нежную привязанность к миру одеяла и подушки. Ведь именно между ними протекает треть человеческой жизни, именно они сообщают существованию дополнительное измерение, странные свойства которого не вполне ясны. Погружаясь в необходимый, но не желанный сон, Митя подумал: «Я всегда верил в силу слов. Я всегда верил в то, что слова могут калечить и убивать, лечить и вызывать к жизни с той стороны. Я убежден: слова – это все, что есть. Надо только знать, как управлять ими…»
…И вдруг Митя почувствовал, что окончательно утерял контроль над мыслями. Он еще не спал, но мысли в его голове думал, как повелось, кто-то другой. На сей раз ему это совершенно не нравилось: отрешенная элегичность, раньше сопутствовавшая ему в управляемых сновидениях, на сей раз сменилась тотальным отрицанием этого управления – все материи в Митиной голове поднялись на смертный бой с волей захватчика, которая все гнула, все направляла несчастные Митины мысли куда-то вдаль. Стоит ли говорить, впрочем, что бой этот закончился Митиным поражением?..
«Что сделано некоторыми Словами, не может быть изменено. Какая же еще магия нужна ищущему? Мир исполнен предвечных вещей: забытых, а возможно, никем никогда и не обнаруживавшихся. Искать их следует как можно аккуратнее; ибо нашедшего ожидают многие Древние Чудеса. Важно не забывать использовать верные Слова и помнить, что Пространство слабеет до рассвета».
Человек отложил исписанный лист. «До рассвета» оставалось не более получаса, а ему было известно, что структура мира тонка до тех лишь пор, пока солнце не подложит под нее свою золотую решетку. Он продолжил:
«По тайным углам Творения, описанного мною, будут скрываться души удивительных Созданий, его населяющих, так, чтобы вечно им находиться в состоянии Войны, ибо из всех свойств мира Людей лишь это незыблемо: Что вечно продолжается Война, и через нее человек обретает Свободу либо на земле, либо на небесах».
Человек задумался, но перо его продолжало бегать по бумаге сумасшедшей белой птицей, творя и тщательно описывая далекие и причудливые образы. Затем Митя почему-то увидел кабинет со стороны, будто бы из угла. За массивным столом сидел тот самый пишущий человек, одетый в расшитую золотом белую ночную сорочку, и было непонятно, чем он занят, вернее, очевидно было, что сочинением, но вот чего именно? И почему в столь неурочный час (неурочность часа как-то сама собою открылась Мите)? Ясно было лишь одно – ни по великолепному, прямо-таки шизофренически роскошному убранству гигантского помещения, ни по гаргантюанового размера кровати, на которой сладко дышала во сне неопределенная девушка возраста