– Да, – наконец просипела Лиззи дрожащими губами, воткнула нож в дверной косяк и прошептала по-Голлумовски: – Дорогооой…
Не успели слова сорваться с уст, как Ксавье ринулся вперед и прижался к ней всем телом, отбросив мотыгу. Наверняка сбил бы с ног, если бы не стискивал так крепко. Обхватил обеими руками, приподнял и впился в губы. Поцелуй получился пылким, страстным и жадным, мелькнула мысль, что он никогда так не набрасывался, словно смертельно по ней изголодался. Склонил голову, язык завладел ее ртом, Лиззи от нахлынувших чувств содрогнулась всем телом.
Да, да, именно так она раньше целовалась… только с ним. Ощущение правильности происходящего, изначальной принадлежности друг другу пронзило так резко, будто острым лезвием.
Обхватив его руками за шею, Лиззи поцеловала в ответ так же вдохновенно, как в прошлой жизни, как делала во сне, мысленно крича: «Это же ты! Ты!» Целовала так же сильно, как он ее, не замечая, что зубы стучат о зубы, утопая в его вкусе, в его запахе, в ощущении его горячей кожи, в самом факте его присутствия.
Ксавье держал ее одной рукой, второй бросил на землю ее шлем, потом принялся снимать с нее одежду. Быстро и ловко, словно атаковал. Лиззи с трудом вернулась в реальность. Он же не собирается… прямо здесь?.. о, да, собирается и прямо здесь. Недоверчивое изумление мгновенно превратилось в жгучую потребность. Между ними так было всегда, взаимное влечение с самого начала пылало настолько яростно, что Лиззи иногда казалось – она того гляди выпрыгнет из кожи.
Через минуту Лиззи была обнажена ниже пояса, и ее нисколько не волновало, что они расположились у сарая, прекрасно видимого с дорожки вдоль поля со скирдами сена. В тени, на таком расстоянии, наверное, никто не сумеет их разглядеть. А даже если и сумеет – плевать.
Лиззи волновал только Ксавье. Она снова его нашла, ну, или он нашел ее. Остальное неважно. Они снова вместе.
Негде устроиться, разве что улечься прямо на земле, но он такой сильный, что это не проблема. Ксавье расстегнул ремень и джинсы, приспустил вниз, прислонил Лиззи к дверному косяку, обхватил двумя руками ягодицы и тяжело приник всем телом. Она оплела ногами его талию, приподнялась, открылась, и он жестко ворвался внутрь.
Время остановилось. Мир замер. Прошлое и настоящее слились воедино, всё как раньше – и жар тел, и мощное безжалостное соитие на грани боли. Никаких прелюдий, никаких предварительных ласк. Она всегда без колебаний бросалась к нему и на него: один звонок – и она тут как тут, хотя иногда упиралась просто назло, один поцелуй – и она уже возбуждена, одно прикосновение – и она уже готова.