Другая… как он и боялся, это была Эллен.
Цудак досадливо поморщился. Он сам не ожидал, что так разозлится, увидев ее снова, особенно здесь, в их старой гостиной, перед камином, где ее фото занимало когда-то почетное место. Явилась — и теперь небрежно опирается о каминную доску! Словно не она предала его! Словно никогда не покидала. Словно вообще ничего не случилось!
И то, что она выглядела точно так же, как в день ухода, ни минутой старше, положения не облегчало. Можно подумать, она шагнула сюда прямо из того ужасного дня сорок лет назад, когда объявила, что возносится, шагнула прямо из того дня, без секундного замедления, как будто пробыла рядом с ним все эти годы.
Ему следовало быть выше всего этого. Не замечать. Отрешиться. Целая жизнь прошла. Кровь под мостом.[4] Было, и быльем поросло. Древняя история. Стыдно признаться даже себе, что он до сих пор испытывает горечь и гнев, хотя для этого слишком поздно.
Но гнев по-прежнему не отступал, как призрак пламени, ожидающий, когда его раздуют до полновесного пожара.
— Учитывая, что сейчас творится в мире, — сухо заметил Цудак, — думаю, нет смысла вызывать полицию.
Ответа он не дождался. Оба визитера уставились на него. Эллен насмешливо, почти с вызовом. Тефлоновое лицо кибера казалось таким же непроницаемым, как сковорода.
Господи, как похоже на Эллен, его девочку, это странное бессмертное создание, пялившееся на него с другого конца комнаты!
— Что же, — проворчал Цудак, — раз уж вы все равно здесь, можете расположиться на кухне.
Повернувшись, он пошел вперед, подсознательно стремясь поскорее увести Эллен из гостиной, где воспоминания были чересчур болезненными. Гости волей-неволей последовали за ним. Он нехотя ткнул рукой в расставленные вокруг стола деревянные стулья.
— Поскольку вы нагло вломились в мой дом, кофе я не предлагаю.
Джозеф с беспокойством взирал на них со стены, вернее, с висящей там в темной рамке литографии Хоппера «Столы для дам», изображавшей ресторан 20-х годов позапрошлого века. Камердинер жестикулировал, отчаянно, умоляюще, беспомощно. Говорить он не мог: очевидно, механизм ограничил его возможности. Эллен, садясь, метнула на Джозефа сардонический взгляд.
— Вижу, ты снизошел до умеренно современных домашних систем, — усмехнулась она. — Несколько лицемерно, не находишь? Я-то ожидала, что мистер Главный Натурал даже двери будет открывать собственноручно. Не боишься, что твои послушники узнают?
— Я никогда не был луддитом, — спокойно ответил Цудак, пытаясь не поддаться на провокацию. — И движение не было луддитским, во всяком случае, начиналось совсем не так. Я всего лишь советовал сбавить темп, немного подумать, увериться, что места, в которые мы стремимся, именно те, куда действительно ходим попасть.