В сущности, изменилось лишь очень немногое. Ушли инквизиторы, за долгие годы работы приобретшие опыт в допросах и пытках, а их место заняли новые, случайные люди, которым предстояло ещё приобретать этот опыт.
Главным распорядителем всяких розысков был назначен любимый генерал-адъютант императора, барон Карл Унгерн-Штернберг, сухой, рыжий немец, весь покрытый веснушками и всецело занятый уходом за своей красотой. Ближайшим его помощником и действительным руководителем сыска был петербургский генерал-полицмейстер, старик Николай Андреевич Корф.
Корф был добродушнейшим человеком, но в застенке он старался казаться суровым и неумолимым, хотя это ему не всегда удавалось. Возможно, что со временем его нервы притупились бы и он сделался бы таким же безжалостным инквизитором, как предшественники, но, к счастью, ведать застенками ему пришлось всего три месяца, и за этот короткий срок не случилось ни одного серьёзного дела, требовавшего неуклонной суровости.
Пётр III приказывал, чтобы хватали и строго допрашивали всех сторонников покойной государыни, неодобрительно отзывавшихся о новом государе. Если бы Корф захотел исполнить волю императора в точности, пришлось бы забрать чуть ли не всё население Петербурга. Поэтому приходилось довольствоваться оборванными представителями «дна», которые в пьяном угаре считали своим долгом всячески ругать «проклятую неметчину».
Пётр III, поспешивший упразднить петровскую Тайную канцелярию, очень интересовался работой «судебных камер», как при нём официально называли застенки. Он даже посетил их два или три раза, чтобы лично убедиться, что там творится правосудие «по-европейски».
Генерал Мельгунов, находившийся при государе почти неотлучно, вёл дневник, где очень образно описано первое из этих посещений.
В феврале 1762 года, поздно вечером, император выразил желание немедленно отправиться в Петропавловскую крепость. Подали сани. Его сопровождали, кроме Мелыуно-ва, барон Унгерн-Штернберг и камергер Лев Александрович Нарышкин. По требованию государя, комендант крепости не был предупреждён о прибытии высоких гостей.
Сани лихо подкатили к крепости, государь выскочил из них и в сопровождении маленькой свиты пешком подошёл к воротам. После звонка в окошечко выглянул дежурный, который не узнал императора, и калитка распахнулась только после гневного окрика Нарышкина. Появился испуганный офицер и по требованию того же Нарышкина повёл нежданных посетителей тёмными коридорами через маленькие дворики в «судебную камеру».
В застенке шёл допрос. Сам Корф мирно пил вино у коменданта, а вместо него распоряжался юный поручик.