— Да…. Страшно… Но зачем столько бед на мирных жителей? В чем их вина? Проклятые фашисты совсем не веда юг о боге!
Вдруг земляки посмотрели друг на друга и неожиданно рассмеялись. Лица их от копоти и пыли стали неузнаваемыми.
— Пойдем умоемся. Вон там река, — предложил Аскар.
В медленно текшей воде плыли вещи, обрывки бумаги. Бойцы вымыли руки, протирая их песком и глиной, вымыли лицо, голову.
— А теперь как? — пытаясь улыбнуться, спросил Палван, поворачиваясь к другу.
— Ты выглядишь, точно наши возчики угля. Отлично! — ответил Али.
Холодная вода освежила. Почувствовав себя значительно лучше, воины пошли к площади. Среди больших черных воронок, против груды земли и золы, с поникшими головами стояли дети и женщины. Палван нежно погладил золотисто-желтые волосы мальчика. Это был Миша. Лоб его сморщился, глаза смотрели печально, беспомощно. Он поднял голову, но ничего не сказал. Лицо женщины, босой, без платка, в изорванном платье, так изменилось, что бойцы едва признали вчерашнюю хозяйку, — А как дом? — машинально спросил Палван.
— Вот! — женщина едва шевельнула губами и показала на холмик земли.
Дом, видно, был разрушен в одно мгновение. Бойцы смотрели по сторонам и никак не могли узнать вчерашнюю улицу. Сплошные развалины…
— А девочка? — страшная догадка заставила побледнеть Аскара. — Девочка где?
Женщина вздрогнула.
— Погибла она. Погибла в этой кутерьме… Нет дочурки…
— Как? Совсем пропала? — взволнованно спросил Али, поняв, в чем дело.
По лицу женщины покатились слезы.
— Не плачь, не плачь! — зачем-то произнес Палван, — Горе не только у тебя, сейчас оно у всех. А фашиста когда-нибудь постигнет месть. Самая страшная месть.
Сжав руки, женщина воскликнула:
— Бейте их, собак, чтоб ни один не остался. Бейте их, где только увидите… Ой, дочка моя!..
— Уничтожим фашиста, — глухо сказал, глядя в землю, Палван. — Семя его уничтожим.
Марджа, — пытаясь утешить, Али тронул женщину за плечо. — Мы никогда не простим врагу. Фашист плохой! Очень плохой!
Понурив головы земляки отошли от пепелища.
Когда они уже сидели на широкой цементной ступеньке разрушенной станции и жевали хлеб, к ним неожиданно подошел знакомый лейтенант — бухарский парень. Он в лагере некоторое время обучал солдат.
— А, земляки! Как дела? — лейтенант протянул руку.
Бойцы поднялись и предпочли широко, по-узбекски, обняться.
— Курбан-ака, садитесь, ешьте хлеб, — обрадованно пригласил Палван.
— Так что вы здесь поделываете? Почему не на фронте? Пришли пожар тушить? — насмешливо осведомился командир.
Палван коротко рассказал лейтенанту о пережитых приключениях. Али изредка осторожно вступал в разговор.